Вечером, когда пожар зари золотил черепицу на крыше поместья Намистиных, Лилия переворачивала первую партию куриных крылышек, зажаренных до хрустящей корочки с одной стороны, я нарезала огурцы и редиску для окрошки — мы ждали Хосе Игнасио и Джеймса, чтобы отпраздновать в нашей дружной тесной компании подачу заявлений в ЗАГС. Джеймс и Лилия не стали дожидаться осени, и перенесли знаменательное событие на июль. Я не могла нарадоваться, наблюдая, как преобразилась Лилия! Сколько счастья искрилось озонными огоньками в её красивых голубых глазках!
Джеймс и Хосе Игнасио задерживались. По нашим подсчетам они давно должны были бы вернуться и принести бутылку «любимого коньяка Намистиных», но вот уже и окрошка заправлена майонезом, и крылышки золотистой горкой окружили свежие листья укропа и петрушки, и посуда вся на столе в виноградной беседке, а их всё нет.
В тот вечер ко мне снова вернулись подозрения. Интуитивно я чувствовала, что «гарпия» ухватила свою очередную жертву изогнутыми острыми когтями, разрезающими плоть. У меня было видение — как фрагмент из фильма о жизни грифов, картинка с лапами хищной птицы, удерживающими беспомощного зверька. Доля секунды, и меня охватили тревожные чувства:
— Где же они? Почему так долго? — недоумевала я.
Лилия, пребывая под впечатлением от зала бракосочетания и от невест в пышных белых платьях, казалось, не беспокоилась, да и после молитвословий батюшки, призывающих благословение Божье, увереннее стала смотреть на будущее. Она будто бы и не боялась, что дух Софии снова придёт с незваным визитом, что попытается разлучить её с Джеймсом, что уведёт Джеймса как маленького ребёнка, взяв за руку, за собой на небеса. Я и сама об этом не подумала бы, если бы не плохие предчувствия. Но, нисколько не сомневаясь, что духи существуют и что месть толкает на убийства не только людей, я забеспокоилась, как бы не произошло несчастье с Джеймсом. Он настолько чувственно и эмоционально говорил со мной утром, что вечером я вдруг испугалась, что его мечтам не суждено сбыться.
— Я выгляну за калитку, — на ходу я сообщила Лилии о своих намерениях. Мне безумно хотелось увидеть Хосе Игнасио с Джеймсом, возвращающимися наконец-то с коньяком или без него — главное, чтобы мои опасения оказались плодом воображения и ничего плохого не случилось.
Вместо Хосе Игнасио и Джеймса я увидела Миа, прогулочным шагом направляющуюся в сторону леса. Она вертела в руках ромашку и бросала на ветер оторванные лепестки, беззвучно шепча «любит, не любит». Ее толстые черные косы лежали на груди; кончики волос завитушками касались пояса — широкой малиновой полоски, отделяющей открытый лиф от плиссированной голубой юбки, скрывающей ноги. Миа как зачарованная шла себе не спеша, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Маленькие карие глазки смотрели то ли на лепестки ромашек, то ли сквозь них. Я окликнула её и подбежала с вопросом, не видела ли она Хосе Игнасио и Джеймса.
Миа подняла на меня глаза медленно, будто неделю ничего не ела и обессилела до такой степени, что и глаза поднять тяжело.
— Видела, — ответила она также вяло. — Они Фаине помогали сено на чердак поднимать. Её отец накосил травы, полон двор. У себя не сушит и не хранит — места там мало: и коровы, и куры, и две свиньи в сарае. Так он уже который год занимает у Фаины чердак… и двор… Я была у неё сегодня — мазь её отцу носила: опять спину сорвал.
— Ага! У Фаины, значит, — вздохнула я облегченно, но радоваться было еще рано.
Я поблагодарила Миа, и она пошла себе дальше, тихая такая, подавленная, словно огорченная. Неразделенная любовь, — подумала я, а сама крикнула Лилии, что прогуляюсь к Фаине посмотреть, чем там наши мужчины занимаются.
Калитка у Фаины оказалась распахнутой; пёс, увидев меня, залаял, бросаясь лапами на сетку вольера, не позволяющую ему свободно передвигаться по двору. Кроме пса я не увидела ни одной живой души; зрительно пробежалась по крыше в поисках чердака, и поломанная лестница приковала к себе моё внимание. Лестница вела к зеленым деревянным дверцам, из которых торчал тюк сена, перекошенный, явно наспех оставленный. Что же случилось? Неужели Джеймс упал и сломал себе шею? Идти дальше калитки я побоялась — не внушал мне доверия рвущийся на меня пёс, а породистых больших собак я бояться не перестала: Арабель была исключением.
— Фаина! — позвала я, вглядываясь в окна. Может быть, Хосе Игнасио и Джеймс у неё в доме.
Никто не вышел, и только пёс скалил клыки, стоя на задних лапах. Я растерянно вышла на дорогу и посмотрела по сторонам — никого. Все как сквозь землю провалились. Не зная, где искать Хосе Игнасио и Джеймса, я подумала вернуться к Лилии, но неожиданно меня окликнул взволнованный голос Фаины:
— Даша, беда!
Фаина вышла из ворот Элфи с полотенцем на плече, словно собиралась в душ. Его дом располагался напротив и наискосок от дома Фаины, как дом Окуневых по отношению к поместью Намистиных. Я побежала к ней. Сердце заколотилось быстрее. Только бы ничего не случилось! Только бы смертельная опасность не угрожала ни Хосе Игнасио, ни Джеймсу!