Гарнизон в тайге

«Дорогой Алексей Максимович!

Это письмо, конечно, для Вас не будет неожиданным, Вы их ежедневно получаете сотнями со всех концов страны от людей, которые любят Ваши книги и ценят Ваш талант.

Не удержусь и я от похвалы, скажу: читая Ваши произведения, отдыхаешь и учишься. Не знаю, думали ли Вы когда-нибудь, что по Вашим книгам будут познавать жизнь.

Я, командир Красной Армии, после окончания школы одногодичников остался в кадрах РККА. Сейчас я несу службу на боевом посту в прославленной ОКДВА. Работаю так, что не вижу, как летит время. Рядом со мной несут службу десятки других командиров и политработников, оберегая спокойствие на дальневосточных рубежах.

И вот, когда мы, — продолжал читать Светаев, — выкраиваем кусочек свободного времени и вечерком читаем Ваши книги, то спорим и говорим без конца о Вас, Алексей Максимович.

Помните Ваше коротенькое открытое письмо бойцам Красной Армии? Вы обращались к новому пополнению — молодым красноармейцам, призванным служить в РККА. Это письмо читалось во всех ротах и взводах. Сколько бы Вы могли написать поучительного о жизни, какой мы живем здесь, на берегу Тихого океана, мы — часовые Востока, одного из таежных гарнизонов, созданных на пограничном побережье!

Мы днями будем отмечать пятилетие ОКДВА. У вас развернулась горячая подготовка к съезду писателей. Нетерпеливо ждем, о чем будут говорить на своем съезде авторы любимых нами книг. Хотелось бы одного, чтобы побольше было написано книг о нас, бойцах, командирах и политработниках Красной Армии, особенно об ОКДВА.

Будьте здоровы и спокойны. Знайте, мы бдительно охраняем социализм, в том числе и Ваш труд».

Федор положил письмо на стол.

— Ну, что скажешь?

— Посылай! — ответил Андрей. — Мастак ты, Федор, на такие дела.

— Пошлю теперь же, — с твердой убежденностью проговорил Светаев. — Писалось от души, — и спросил: — Что забрел ко мне в такой час?

— Потянуло на огонек. Беседовал с военкорами роты, а днем имел жаркий разговор с твоей женой.

— Ну-у? — протянул Федор. — О чем же?

— О любви, браке и жизни…

— Понимаю, — перебил его Федор и рассмеялся. — Анка решила доконать в тебе холостяка, — и вдруг в упор посмотрел на Андрея. — А что? Не сочинить ли нам повинное письмо Байкаловой, а?

— Нет, Федор, поздно, — серьезно и даже сурово сказал Аксанов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Перед окнами домика Мартьянова пролегала дорога, открывался широкий вид на распадки и горы. Прошло лето и наступила приморская осень с прозрачными сумерками и голубыми ночами. По падям долго клубился ночной туман. Прихваченная первыми заморозками трава, высохшие стебли цветов коневника и осоки казались бледными от холодного лунного света. Ветвистые высокие ели, вытянувшиеся березы, рябина бросали на землю короткие, густые тени. В такие ночи скупо сияли звезды.

Семен Егорович любил иногда постоять у раскрытого окна, зачарованный тайгой. Надо пережить, перечувствовать самому, чтобы представить, как величественно красивы осенние ночи северного Приморья.

Мартьянов настолько привык к тайге, что при одной мысли о большом городе ему становилось тоскливо. Там в шуме он сильнее уставал за несколько часов, чем от дневного марша под знойными лучами. Мартьянов днями находился в тайге, беседовал на постах и точках с бойцами, любовался природой, размышлял о жизни, когда был один. Он чаще всего объезжал гарнизон на лошади и трудно сказать, где провел больше времени Мартьянов — в седле или на штабном стуле.