Это был вполне безобидный отрывок, примерно такой.
«Кто такая Лейла?» — спросила жена однажды ночью. Не вытерпела, значит.
«Кто такая Лейла?»
«Это псевдоним. Уловное обозначение. Никакой реальной Лейлы я не знаю».
«Почему этот псевдоним приносит тебе финики?»
«Потому что я вроде как пациент, а она вроде как медсестра».
«У тебя с ней что-то было?»
«Ты с ума сошла? Что могло быть? И каким образом? Она отъявленная мусульманка, я неверный, вокруг на верблюдах скачут ее братья с кинжалами… К тому же я вообще лежал там, как живой труп, после контузии. Я даже не слышал почти ничего».
«Для этого дела слышать не надо», — сказала жена. И была права, как всегда.
Жена не простила. Теща тоже не собиралась прощать. Она закатила скандал — не Вадиму, а своему мужу — и тому пришлось, что называется, нажимать на кнопки. Армия прощает все, кроме скандала. Правда, нашлись и отягчающие обстоятельства.
Прочитав фразу «
«Какой такой Спаситель?»
Они прорабатывали его вдвоем, старый замполит и молодой особист. Замполиту это занятие нравилось, а особисту — не очень.
«Спаситель — это Иисус Христос, товарищ майор», — объяснил особист замполиту.
«Сам знаю, товарищ старший лейтенант! Гранцов, отвечайте на вопрос!»
«Я имел в виду, что Христос жил примерно в такой же местности. Пески, оазисы…»
«Какой еще Христос? — замполит покрутил пальцем у виска. — Ты же коммунист! Гранцов, тебя, случайно, не завербовали баптисты? У вас там неподалеку монастырь имелся, я знаю. У тебя, может, и библия имеется? Лучше сдай добровольно, все равно найдем».
В баптистском «монастыре» Гранцов отлеживался три дня и три ночи после стокилометрового перехода по пескам, прежде чем кочевники отвезли его в расположение кубинцев, а уж те доставили советского
«Причем тут библия? Причем тут баптисты? Это же просто художественный образ, твою мать!»
Позже, оставшись в курилке один на один, особист намекнул, что лично к Вадиму у контрразведки претензий нет. Даже наоборот. Но жена генерала попросила вздрючить Гранцова. А генерал — фронтовой друг комдива, так что, брат, не обижайся.
Он и не обижался. Да и поводов для обиды не было. Скандал затих, и его снова послали в Эфиопию. На катушках, которые Гранцов вынес из пустыни, были достаточно ценные перехваты. Ордена ему не дали, но вторую командировку он провел в войсковой разведке и расписывался в ведомости уже не за 600, а за 750 долларов. И продолжал вести дневник. Советник-артиллерист поделился с ним секретом — он заполнял рабочий дневник по-грузински. И Вадим попытался писать на старославянском, вязью. Такая манера приучила его, по крайней мере, к лаконичности.
А потом была третья командировка, потом был развод, и проводы жены на новую родину, и был Афганистан, и учеба, и много еще чего было — и для всего этого Вадим смог найти подходящие слова в своих дневниках. Слова, которые для постороннего человека не значили почти ничего…
Принтер вытолкнул из себя последний лист и перестал пищать. Гранцов сложил свежие страницы в папку из-под должностных инструкций, а сами инструкции выбросил в черный пластиковый пакет. Блондинки уже набили несколько таких пакетов всяким канцелярским хламом, который накопился в дежурке.
— Вы уже знаете, где тут выбрасывают мусор? — спросил он, но не получил ответа. Значит, знают.