Но в это время пара приблизилась к тому месту, где аллеи перекрещивались. Луна ярко освещала это место. Мадлен все-таки заинтересовалась, кто бы это мог быть, и осталась стоять у окна, опираясь рукой на раму.
Влюбленные остановились, словно почувствовали, что им предстояло пересечь опасное место. Наконец решились и быстро промелькнули в полосе лунного света.
Но недостаточно быстро… Мадлен узнала обоих. Сердце ее остановилось. В груди что-то сжалось, и, не произнеся ни звука, она опустилась на пол у окна.
Вдруг Мадлен услышала в коридоре около своей двери шаги Мортена, который, ворча, вышел из комнаты, где обычно супруги останавливались, когда бывали в Сансгоре. Он не нашел там жены.
Сознание тотчас же вернулось к Мадлен. Одно мгновенье… Он сойдет по лестнице в сад, и тогда… Их нужно спасти! Зачем? Этого она не знала, не знала, как это сделать, но надо спасти, это она знала твердо. Сначала Мадлен хотела только захлопнуть окно с сильным стуком, но не решилась встать. Увидя графин на столике, она протянула руку, взяла его и, не поднимая голову, поставила на подоконник и затем столкнула вниз. Через секунду послышался звон разбитого стекла и плеск воды, которая, вероятно, лилась по стене дома. Мадлен лежала тихо, съежившись под окном.
Раздались легкие торопливые шаги и шелест женского платья. Нервы Мадлен были напряжены до предела. Она слышала, как открылись и закрылись стеклянные двери, ведущие в сад.
Супруги поднимались по лестнице. Проходя мимо ее двери, Мортен сказал:
— Ты ждала меня? Позволь, а как же ты узнала, что я приеду сюда сегодня?
— О! Это обычно чувствуешь! — отвечала Фанни.
Мадлен задрожала: именно так звучал голос Фанни, когда она бывала особенно мила и ласкова.
Через час девушка поднялась, закрыла окно, поспешно разделась в самом дальнем уголке комнаты и бросилась в постель. Слезы ручьем лились из ее глаз. Она почти не замечала их. Она чувствовала себя совершенно разбитой и скоро заснула крепким тяжелым сном.
Вскоре после того, как она заснула, дверь тихо отворилась, и высокий призрак осторожно прокрался в комнату и поставил графин на столик.
Луна теперь поднялась настолько высоко, что светила в окно прямо на постель Мадлен. Белая фигура старательно задвинула гардину, но в этот момент свет луны упал на ее лицо, изборожденное бесчисленными маленькими морщинами. Ночной чепчик с накрахмаленной оборкой был крепко подвязан под самым подбородком. Привидение так же беззвучно, как оно вошло, выскользнуло из комнаты, и дверь закрылась.
На следующий день шел проливной дождь. Мортен и Фанни уехали в город сразу после завтрака. Мадлен лежала в постели: ее лихорадило.
Ракел была дома и заглянула к ней. Мадлен показалась ей такой странной, что она решила пригласить доктора, но йомфру Кордсен заявила, что лучше всего предоставить больной полный покой, и все уладится… со временем.
Ракел все же послала бы за доктором, если бы не забыла об этом, придя в свою комнату. Она была занята своими собственными мыслями. Неужели он не придет и сегодня?
К имению подъехала коляска. Фру Гарман, которая только что докушала маленький «приватный» завтрак в своей комнате, опустила журнал на колени и сказала:
— Господи боже мой! И приезжают же гости в такую погоду!
Ракел почувствовала, что краснеет. Она узнала «его» голос в коридоре. Чтобы не выдать волнения, она села за рояль и принялась перелистывать ноты.
Дверь открылась, и вошли: первым пробст Спарре, а за ним кандидат Йонсен.
Ракел повернулась на стуле и так сильно облокотилась на рояль, что нечаянно ударила по нескольким басовым клавишам. Она не отрываясь глядела на Йонсена, словно каждое мгновенье ожидала, что он заговорит и объяснит, почему он пришел в сопровождении пробста.
Пробст Спарре очень приветливо поклонился дамам, мягко упрекнул Ракел за то, что она никогда не бывает у них, и передал ей множество приветов от «девочек».
Фру Гарман сразу примирилась с гостями, когда увидела их: ей всегда было приятно разговаривать с людьми духовного звания.
Сперва темой разговора была неустойчивая погода. Ракел не сводила глаз с директора школы. Он не смотрел в ее сторону; лицо его было бледно, губы сжаты.
— Мы очень хотели, мой молодой друг и я, — сказал, наконец, пробст, — посетить вас, сударыня, вместе! Очень, очень многое можно выяснить — можно уладить многие недоразумения, если поговорить, и притом поговорить откровенно.
Пробст остановился и взглянул на директора школы. Тот сделал усилие, чтобы заговорить, но не смог.
— Было бы неправильно, — продолжал пробст, — если бы из-за нескольких мало обдуманных слов среди прихожан создалось впечатление, что существуют разногласия или даже раскол между людьми, которые должны все вместе служить церкви.
Ракел встала и подошла прямо к директору школы.
— Это ваше мнение? — спросила она.
— Позволь, Ракел, что ты! — перебила ее фру Гарман. Странности Ракел переходили все границы.
— Это ваше мнение? — повторила молодая девушка строго, как следователь.
Йонсен быстро поднял голову и взглянул на нее.