Для характеристики Кавура прибавим, что он накануне получения австрийского ультиматума уже готов был… согласиться на разоружение и, изменив Наполеону, компенсировать Пьемонт династической сделкой с Австрией. Этому, однако, воспрепятствовал Виктор Эммануил, которому австрийский ультиматум дал основное, чего он добивался: ореол «защитника свободы Италии». 29 апреля 1859 года война началась: австрийские войска форсировали реку Тичино, а французские — перешли через Альпы.
В корпусе Гарибальди было не более трех с половиной тысяч добровольцев. Среди них находилось немало бывших мадзинистов, которые стали отовсюду стекаться на призыв Гарибальди. Без пушек, без достаточного снаряжения, без кавалерии, плохо вооруженные и экипированные, гарибальдийцы выступили в поход.
8 мая 1859 года Гарибальди получил инструкцию, написанную рукой короля: «Г-н генерал Гарибальди должен выступить с двойной целью: 1) преградить неприятелю путь к Турину и 2) отправившись через Ивреа и Биэллу, действовать на правом австрийском фланге у Лаго Маджиоре… Приказываю всем гражданским и военным властям оказывать всяческое, содействие генералу Гарибальди».
Стоит взглянуть на карту, чтобы убедиться, что указанную в инструкции «двойную цель» никак нельзя было осуществить, так как такой маленький отряд не мог одновременно охранять переправы через По у Брузаско и Кивассо и находиться гораздо севернее, в районе озера Лаго Маджиоре! Но Гарибальди покорно выполнил задание военного командования и добился, наконец, возможности идти к озеру Лаго Маджиоре. Его целью было обходным путем проникнуть в Ломбардию и поднять там восстание против австрийцев. Но с того момента, как позиции на По и Сезии были заняты союзными итало-французскими войсками, верховное командование уже не особенно нуждалось в Гарибальди; и как только «альпийские стрелки» ушли на север в горы, оно перестало ими интересоваться.
Гарибальди продвигался с большим искусством и осторожностью, сбивая с толку неприятеля. Под проливным дождем, по горным тропам и тяжелым дорогам, он после ряда удачных сражений перешел, наконец, реку Тичино и вступил в первый город Ломбардии — Варезе. Население встретило его восторженно, под звуки музыки, при свете факелов. Весть о походе Гарибальди разнеслась далеко по всей стране. Из соседних городов и деревень прибывали делегаты коммун и патриотических комитетов, стремясь поскорее увидеть великого Гарибальди и предложить ему свою поддержку.
«Трудно описать прием, оказанный нам в Варезе в ночь после переправы через Тичино, — вспоминает Гарибальди в «Мемуарах». — Я уверен, что, несмотря на сильный ливень, ни один житель — мужчина, женщина или ребенок — не остался дома. Было трогательно смотреть, как горожане и солдаты, ликуя, обнимали друг друга. Женщины и девушки отбросили свою обычную сдержанность и, кипя восторгом, кидались на шею суровым бойцам… Варезцы еще до нашего прибытия сорвали австрийские знамена, заменили их национальными и обезоружили австрийские форпосты и нескольких жандармов. Мы находились в дружественном городе, полном энтузиазма. Что значат все невзгоды, лишения и опасности, если они вознаграждаются подобной горячей благодарностью освобожденного народа! Я хотел бы, чтобы это зрелище увидели ненасытные, холодные эгоисты, торгующие народными судьбами!» — пламенно восклицает Гарибальди.
Кавур меньше всего интересовался настроением Гарибальди; энтузиасты революции, готовые умереть за свободу, являлись только пешками на шахматной доске хитрого пьемонтского дипломата. Однако, учитывая, какой горячей поддержкой пользуется Гарибальди среди широчайших масс
Ломбардии, Кавур 24 мая лаконически телеграфировал Гарибальди в Варезе: «Insurrection generale et immediate» («Всеобщее и немедленное восстание»), Кавур, разумеется, понимал, что народные революции не делаются по заказу, особенно когда «заказ» этот исходит от… королевского правительства. Он прекрасно знал также, что Ломбардия охраняется сорокатысячным войском австрийского генерала Урбана, за спиной которого стоит внушительная основная австрийская армия в двести тысяч человек. Чтобы восстание в Ломбардии было успешным, необходимо овладеть Миланом. Но что мог сделать Гарибальди со своими тремя тысячами стрелков, без кавалерии и артиллерии? Маркс писал Энгельсу 27 мая 1859 года: «По моему мнению, Гарибальди нарочно посылают на такие позиции, где он должен погибнуть»[42].