Гарибальди

Гарибальди был провозглашен диктатором. Вот что говорит он сам о своей диктатуре: «Заговорили о необходимости диктатуры. Я принял ее без возражений, так как в известных случаях и при больших кризисах я всегда считал ее спасительной мерой для народов». Из этих слов видно, что Гарибальди, хотя и чувствовал необходимость сосредоточения в своих руках твердой власти для разгрома бурбонской реакции, едва ли отчетливо понимал, как использовать эту власть для осуществления положительной программы буржуазно-демократической революции.

Письмо диктатора Гарибальди к другу Бертани.

Победы Гарибальди ускорили восстание на всем острове. Восстали почти все города. В некоторых победа давалась довольно легко (Трапани, Джирдженти, Ното, Кальтанисетта, Модика, Шьякка, Маццара), в других борьба народа с палачами свободы была долгой и кровопролитной (Катанья). Но к 7 июня в руках Бурбона оставались только Мессина и цитадели Милаццо, Августа и Сиракузы.

Весть о замечательных победах Гарибальди всколыхнула всю Италию. Восторгу итальянцев во всех частях полуострова не было границ. Старики и юноши рвались в Сицилию на помощь защитникам свободы. Энергичный Бертани создал Комитеты снабжения в каждом итальянском городе, а в Генуе — «Сицилийский комитет» и кассу. Вскоре Медичи организовал вторую экспедицию в Сицилию из четырех тысяч волонтеров. Гарибальди выехал навстречу им в Алькамо. Сицилийская революция всколыхнула не только народные массы Италии, но и получила отзвук во многих европейских странах. «Это было время энтузиазма, искреннего увлечения!» — пишет в своих «Записках гарибальдийца» гарибальдийский волонтер, русский ученый Л. И. Мечников[49]. Революционная молодежь всей Европы начала собираться под знамена Гарибальди. Его «тысяча» постепенно превращалась в мощную интернациональную освободительную армию, в рядах которой были революционеры и политические изгнанники многих стран мира. Тысячи бурбонских солдат братались с гарибальдийцами, отказывались повиноваться начальству. Так покинуло армию неаполитанского короля в промежутке между 24 и 28 августа сорок тысяч человек! Разойдясь по домам, эти солдаты поднимали восстания, которые вспыхнули в Базиликате, Козентино, Капитанате, Teppa ди Лаворо и Абруццах. А ведь это было только началом народной революции! Естественно, что реакция стала бить тревогу.

Кавур передал Гарибальди с адмиралом Персаной, прибывшим в Палермо 6 июня, «самые горячие и восторженные поздравления». Поздравления эти были, конечно, фальшивыми: успехи Гарибальди не на шутку встревожили короля Виктора Эммануила и его министра. Король и его министр Кавур прекрасно учитывали демократический, республиканский характер сицилийской революции и имели основания бояться ее дальнейшего углубления.

Палермо был наводнен тайными агентами и шпионами Кавура. Вместе с адмиралом Персаной приехал небезызвестный Джузеппе Лафарина (тот самый, что в свое время приезжал на Капреру приглашать Гарибальди в Турин). Лафарина, как мы видели, всячески издевался над сицилийской экспедицией Гарибальди, предсказывая полный ее крах. Мало того, он прилагал все усилия, чтобы помешать ее осуществлению. А теперь, когда Гарибальди взял Палермо, Лафарина явился «принять от имени короля управление островом», то есть требовать немедленного присоединения Сицилии к Пьемонтскому королевству. Лафарина стал разыгрывать из себя хозяина на острове, интриговать против главы республиканского правительства Криспи, убежденного революционера и патриота, и устраивать заговоры с французскими полицейскими агентами. Он высмеивал мероприятия Гарибальди, его министров, покровительствовал всяким проискам и низким интригам, старался дискредитировать диктатора в глазах народа. Сперва Гарибальди поддался влиянию Лафарины и согласился на отставку Криспи. Однако, в конце концов Гарибальди разгадал низкую игру Кавура и поступил очень решительно: он издал декрет об изгнании из Сицилии в двадцать четыре часа Лафарины и бонапартистских шпионов Гричелли и Тотти.

Огромный интерес представляет оценка этого шага Гарибальди Марксом и Энгельсом.