Гаргантюа и Пантагрюэль

Общий друг Панурга и брата Жана — Пантагрюэль, образ которого в конце концов как бы поглощает образ Гаргантюа и который вбирает в себя все то, что для Рабле должно было характеризовать идеального государя и, быть может, идеального человека. С первого своего появления и до самого конца он неизменно в центре рассказа, хотя иногда и уступает передние планы другим. Уравновешенный, мудрый, ученый, гуманный, он обо всем успел подумать и обо всем составить себе мнение. Его спокойное веское слово всегда вносит умиротворение в самые горячие споры, осаживает пылкие порывы брата Жана, хитроумную диалектику Панурга и даже полные учености сентенции Эпистемона. Он — настоящий просвещенный монарх, и, конечно, отожествление его с Франциском или с Генрихом II — не больше как праздные фантазии. Рабле мог официально восхвалять Франциска и называть Генриха великим королем, для большей торжественности он даже придумал, не то всерьез, не то тоже иронически, греческое слово le roi megiste, но ничто не заставляет думать, что он хотел изобразить в лице своего чудесного великана того или другого из реальных государей своего времени. Пантагрюэль — идеальная фигура. Он настолько превосходит обоих королей своими достоинствами, насколько превосходит своим ростом обыкновенных людей. Никому из правящих особ по возбраняется тянуться за Пантагрюэлем: он для того и показан. Но едва ли у Рабле была хотя бы малая надежда, что кто-нибудь из них до него когда-либо дотянется.

Роман Рабле — крупнейший памятник французского Ренессанса. Великое произведение скромного «медонского кюре», борца за новое общество, художника и мыслителя, имеет полное право считаться национальной эпопеей французского народа. Оно создано в такой момент его истории, когда он только что закончил свое политическое объединение и в бурях и муках ковал свою культуру. Все противоречия, все «формальные недочеты» романа именно тем и объясняются, что он писался в атмосфере незавершенного культурного строительства, отражает противоречия, существовавшие в жизни и обусловленные классовой борьбой.

В мировой литературе роман Рабле занимает одно из самых почетных мест, а во французской литературе его влияние было совершенно исключительным. Многие крупнейшие писатели восторгались им, шли за ним, учились у него, особенно те, которые изображали жизнь реалистически и притом с элементами социальной критики и сатиры. К числу тех, кто больше всего отразил его влияние, принадлежат Мольер, Вольтер, Бальзак, Анатоль Франс, Ромен Роллан («Кола Брюньон»), за пределами Франции — Свифт, Жан-Поль Рихтер. Идеи и настроения Рабле, мудрость и юмор Рабле, пафос и смех Рабле доходили и доходят и до такого читателя, о котором сам Рабле мог только мечтать. И, конечно, самого благодарного своего читателя Рабле находит и будет находить в Советском Союзе. Буржуазная наука, сделавшая много для освещения формальных сторон творчества Рабле и внешних фактов его биографии, всячески затушевывала боевое содержание его творчества, элементы революционного пафоса, присущие его сатире и его смеху, выхолащивала социальный смысл его идейной борьбы. Между тем советскому читателю наиболее интересны и дороги именно эти стороны творчества Рабле, составляющие главное его содержание.

Для советского общества Рабле — один из величайших художников прошлого, почувствовавший великую ценность ощущения жизненной правды, присущей народным массам, черпавший в этом сознании силу и мужество для борьбы с реакцией и темперамент, помогавший ему создать свой бессмертный роман. Нигде смех Рабле, потрясавший твердыни мракобесия и человеконенавистничества, не будет обладать такой заразительной силою, как в нашем обществе, сокрушившем окончательно эти твердыни,

А. Дживелегов

Книга первая. ПОВЕСТЬ О ПРЕУЖАСНОЙ ЖИЗНИ ВЕЛИКОГО ГАРГАНТЮА, ОТЦА ПАНТАГРЮЭЛЯ, НЕКОГДА СОЧИНЕННАЯ МАГИСТРОМ АЛЬКОФРИБАСОМ НАЗЬЕ, ИЗВЛЕКАТЕЛЕМ КВИНТЭССЕНЦИИ, КНИГА, ПОЛНАЯ ПАНТАГРЮЭЛИЗМА

К читателям

Читатель, друг! За эту книгу сев,
Пристрастия свои преодолей,
Да не введет она тебя во гнев;
В ней нет ни злобы, ни пустых затей.
Пусть далеко до совершенства ей,
Но посмешит она тебя с успехом.
Раз ты тоскуешь, раз ты чужд утехам,
Я за иной предмет не в силах взяться:
Милей писать не с плачем, а со смехом,
Ведь человеку свойственно смеяться. *

От автора