Гаремы. Все зло от баб?

– Так-то ты, конечно, достойнее Липина, но боюсь, что есть в тебе опасность гораздо выше, чем просто голод, в который Липин обязательно ввергнул бы город, как только пришел бы к власти, так как он глуп и самонадеян, не понимает механизмов работы города и областей. А Церковникам голод только на руку, они будут еще хлеще про кару небесную проповедовать. Но в тебе есть то, чего нет даже во мне. Ты не боишься этой кары небесной, я видел, как ты посмотрел на Фатия, тебе он был неприятен, и это я могу понять, но ты его не боишься, а этого в нашем городе себе позволить не может никто. Ты боялся меня на арене, я это видел. Ты боялся, когда вошел в дом мой сегодня с запахом крови, от тебя пахло страхом. Но ты не испугался священника, сила которого в данном городе неизмеримо выше моей. И я скажу тебе, что помогу в твоих делах Алексей в обмен на то, что просит Сафий! Так как я тоже не хочу его бояться! Может, я тысячу раз прокляну этот день, но я так хочу, и я так сделаю.

Ох, если мне и повезло встретиться с людьми этого измерения, так сразу с двумя, причем с самыми умными. Это были действительно два человека, на которых держалось благосостояние этого города. Я бы сказал, что эти двое – это Отец и Сын. Но, судя по всему, тут не было прямых родственных связей.

– Сафий, проводи завтра его сам до церкви и обратно, и расскажи ему все, что он у тебя спросит, и город наш покажи со всех сторон.

– Хорошо, Мазур, так и сделаю. А ты завтра сиди в доме, и не ходи никуда пусть один день перед турниром все думают, что ты все-таки помер.

И они вдвоем засмеялись в голос. Сафий проводил меня до Арены, я прошел в казарму, разделся и лег спать. Сон не шел, мысли о том, как я бездарно вляпался, просто не давали мне уснуть. Разведчик из меня был плохой, хотя, наверное, разведчики и прогорают всегда на мелочах. «С какой стороны-то вы яичко бьете», – спросил генерал Блефуск у Гулливера…

Утро наступило, как только мне показалось, что я только что уснул. Полночи я ворочался и не мог уснуть, несмотря на физическую усталость, полночи мне снилось, как я сражаюсь. На меня изо всех дворов нападали по очереди все, кто только мог, а я отбивался, чем только мог. То в моих руках были мечи, то вдруг мечи стали неподъёмными и тяжелыми, и я сражался кусками сыра и хлеба. То вдруг на меня пошел Милл, мило улыбаясь и вертя в руках какое-то страшное устройство, типа тисков для гениталий, а у меня в руках была дубина, и я боялся, что Милл зажмет этими тисками мне руку, и она отвалится. Я проснулся весь мокрый и практически не отдохнувший, но радостный от того, что наконец-то наступило утро. Я вскочил и решил, что если не смою с себя эту ночь, то весь день пойдет насмарку. Я пошел к колодцу, который был во внутреннем дворе и вылил на себя два ведра воды, стараясь стоять под струей и медленно ее выливать на себя, а не махом опрокидывать все ведро. После второго ведра я пришел в себя.

– Что, не спится тебе?

Я аж подскочил от неожиданности, за моей спиной стоял сотник Хилт.

– Да вот, проснулся уже, не могу уснуть.

– Ну, понимаю, понимаю, Сафий мне вчера рассказал про тебя немного, какой ты герой. Ну, одевайся, пошли, я за тобой-то и шел как раз, чтобы поднять. А ты вон уже процедуры банные принимаешь.

– Так Сафий сам хотел ведь проводить?

– Ну, пожалей старика, на нем дел городских столько, что тебе и не снилось, он придет после службы за тобой. Но ты не бойся, я-то свой человек.

Ох уж эти мне свои люди, ладно главное, что нужно помнить, молчание золото. Ну а мечи -серебро.

– Сегодня последний день перед турниром, день отдыха, все будут спать до обеда потом как раз на исповедь и на вечернюю службу, но для тебя, видимо, исключение сделали за подвиги твои, так что пошли, до обеда уже вернешься.

Я оделся и хотел, было, повесить мечи, как Хилт меня остановил:

– Стой, нельзя оружие, в церковь идешь, а не на арену, оставь тут. Теперь-то твоего никто ни за что не тронет, не переживай и доспех не трогай, вот рубаху и штаны, и хватит с тебя.

Я послушался Хилта, но вдруг понял, что чувствую себя на улице, без доспехов с мечами, каким-то голым. Так я уже свыкся с этим видом одежды за последнее время. Мне хотелось хотя бы палку в руки взять. Руки сжимались и разжимались в кулаки совершенно бессознательно. Хилт усмехнулся:

– Что, привыкла букашка к панцирю? Ну да ничего, терпи, нужно иногда и без побрякушек в люди выходить.