Представившись, он ждал, что она сделает то же самое, но Эстер не решалась заговорить. Она всмотрелась в непрошеного спутника. Он обладал солидной внешностью, смуглой кожей и сединой на висках.
— А ты кто? — не вытерпел затянувшегося молчания Карим Казарьян.
— Малик, также известный как Лис Пустыни, — ответила Эстер, понизив голос и придав ему необходимую хрипотцу.
«Тебе больше подошло бы прозвище Цветок Пустыни», — подумал Карим, едва справившись с желанием рассмеяться.
— Почему ты следуешь за моим караваном?
— Я следую своим путем, но наши дороги совпали, — холодно сказала Эстер чересчур назойливому караван-баши.
— И далеко ты направляешься? Ведь у тебя нет с собой никаких припасов, господин Малик. Или ты предпочитаешь называться Лис Пустыни?
— Малик меня вполне устраивает. Но на твой вопрос о цели моего путешествия я не отвечу. Я послан с секретным поручением.
— Ты курьер принца Халида? — как бы невзначай поинтересовался караван-баши.
От удивления у Эстер перехватило дыхание. Невольно она вопрошающе уставилась на Карима.
— Медальон с вензелем на поводьях яснее слов говорит, кто владелец лошади. А почему ты не пользуешься седлом?
— Мое поручение настолько срочное, что у меня не было времени оседлать лошадь.
Одна ложь неизбежно влекла за собой другую, еще более нелепую, но Эстер не оставалось ничего другого, как на ходу сочинять небылицы.
— И все же ты, по-моему, не очень торопишься, раз не обгоняешь медленный караван.
— Дела принца Халида тебя не касаются.
Что еще она могла сказать? Признаться, что боится путешествовать в одиночку? Разве свойственно мужчине испытывать подобные страхи?
«В тот единственный и в последний раз, когда я ускакала без спутников, меня настигла беда и по моей вине погиб отец».
Усилием воли Эстер отогнала это ужасное воспоминание. Иначе призраки явятся к ней здесь, сейчас, среди бела дня.
«А эта беглая наложница неплохо соображает, и язычок у нее хорошо подвешен», — тем временем размышлял Карим. Он достал из седельной сумки флягу, отхлебнул и предложил Эстер.
Она приняла ее без колебаний, отвернулась, откинула куфью и с наслаждением напилась. Боже, как ее мучила жажда! Теперь было бы здорово, если бы он угостил ее чем-нибудь съестным.
В это время молодой человек вновь проскакал вдоль вытянувшегося в протяженную линию каравана. Подъехав, он опять сверкнул своей белозубой улыбкой, обращенной к Эстер, затем переключил свое внимание на Карима.
Они молча обменялись какими-то странными жестами, после чего молодой человек вновь ускакал прочь.
— Это мой старший сын Петри Казарьян, — сообщил караван-баши.
— А что вы проделывали руками? — не удержалась от вопроса Эстер.
— Разговаривали.
— А не проще ли для этого пользоваться языком? Карим улыбнулся.
— Мне да, но не Петри. У него нет языка.
— О, прости! — Эстер была изумлена. Она впервые видела, как люди объясняются с помощью жестов.
— Нет нужды извиняться, — успокоил ее Карим. — Петри, хоть и хороший сын, но обладал дурной привычкой выдавать ложь за правду. К несчастью, он раз солгал человеку, которому лгать нельзя. За это и лишился языка. Таково было наказание.
— В этой стране за ложь человеку отрезают язык? Неужели… — Эстер поспешно оборвала себя, но все равно с опозданием.
— Ты служишь принцу Халиду, однако не знаешь наших законов?
Эстер предпочла ничего не отвечать.
«До чего же я тупа! — укоряла себя Эстер. — Весь мой маскарад насмарку! Что мне делать теперь?»
Караван-баши украдкой поглядывал на спутницу, мысленно посмеиваясь над ней.
— Дорога впереди безлюдна и опасна. Не пожелаешь ли ты сопутствовать нам и отведать нашей скромной пищи?
Эстер колебалась. Раскрывать торговцам коврами, кто она на самом деле, ей, естественно, не хотелось. Однако и ей самой, и ее кобылке нужно было подкрепиться, чтобы продолжать путь.
— Окажи нам честь, — продолжал Карим с едва заметной иронией. — Семья Казарьян с уважением отнесется к важности и секретности твоего поручения.
После такого обещания Эстер кивнула в знак согласия. Если они будут держаться поодаль и не станут докучать ей, то для беглянки, возможно, все окончится благополучно.
Спустя пару часов караван Казарьяна остановился на полуденный привал. По приказу караван-баши слуга принес бадью с водой и торбу с зерном для лошади, а Эстер, избегая разговора с ним, отошла в сторону, уселась на землю в скудной тени какого-то деревца и смежила веки, притворяясь, что задремала.
До сих пор вроде бы ничто не грозило ей разоблачением. Женщины из семьи Казарьяна принимали ее за юношу и не смогли затевать с ней беседу, а мужчины были заняты лошадьми, мулами и верблюдами. Им было не до разговоров.
Усталая, голодная и совершенно одинокая, Эстер все же не могла отрешиться от дум по поводу того, что происходит сейчас в Стамбуле. Понес ли Омар наказание за свою оплошность? Несомненно, да.
В воображении Эстер предстал маленький евнух, забитый плетками до смерти. Чувство вины обожгло ее, а потом словно льдом сковало сердце. Как ей жить дальше, когда на ее совести уже две смерти. Почему она не способна предвидеть последствий своих поступков?