Гардемаринки-гарде!

Час, два я все ее глажу, и потом уже обнаглела, полезла в нее своей рукой. Коснулась пальцами, а потом глубже и с каждым разом все теплей и горячей там. Потом влажно. А у самой, так же. И еще хуже. Я, даже не знаю, у кого этого всего больше, у меня или у нее? Но все быстро закончилось от того, что я вдруг, как…

Я так, ни разу, в свой жизни. Меня так захватило это все, что я к ней своими пальцами, так я и себе. И как только ей, так и себе и как только она задышала, то и я так же. А потом!

Утром вскочила. Но нет никого. Я одна в квартире и тихо. На часы. Ничего себе,

полдесятого, а где все? Я на кухню. Записка.

«Мы ушли. Тебя не будили, отдохни. Спасибо!»

И все! И что? Что все это обозначает? Что же? Ничего? А как же то, что было ночью с ней, со мной? Нет мне так нельзя. Не могу так я! Это не правильно, так не поступают с любимыми!

— Постой, постой! С кем? Ты о чем?

— С любимыми, что тут не понятно?

— С какими любимыми, чьими?

— С какими, какими? Да моими!

— И что, у тебя их много?

— Да, так! Одна. Но какая!

— А я думаю, что ни какая! Ничего не было! Поняла?

— Как же так? Было, я помню!

— А что ты помнишь?

— Я все помню! Как я к ней…

— Что, что? О чем ты? Да ты вчера пьяна была! Тебе напомнить? Ты даже не помнишь, как за собой ухаживала. А ты говоришь мне, что ты была с ней! Да, если бы так было, то она бы сейчас была с тобой! Как это такое, возможно, посуди сама! Да если бы я, да с любимым….

— Прекрати, слышишь! Заткнись! Я была, была с ней. Ты поняла, дура!

— Ага! Еще скажи, что ты ей, все, как себе делала пальчиками.

— Ну, да! Я ведь об этом!

— Ну, тогда, если ты в ней была, как ты утверждаешь, в ней самой и своими пальчиками, то возьми и докажи. Они что, пахнут, они изменили свой вкус?

Я так в них вцепилась, словно хотела их откусить. Но ничего не получилось мне доказать. Никому!

— Ничего не пойму? Я же была, нет правда!

— Нет! Это был сон. Ты вспомни, какой тебе сон реальный и накануне приснился? Ну, что вспомнила? Так, что…

— Нет, нет!!! Не сон!

— Мне жаль, ей богу, но, то о чем ты, все–таки больше похоже на сон. На хороший и точно такой же и сексуальный, как накануне. Так, что не мечись, успокойся. В конце–то концов, у нее спроси? И потом, как ты?

— А что я?

— Ну, хотела тебя спросить, как дела? Настроение как? И эти, ну эти, как твои критические дни?

И тут я осознала, что может она и права? И потом, вот же доказательства у меня на лицо. Отодвинула резинку трусов и вижу, что там, где вчера так все не очень–то хорошо, сегодня уже все!

— Все закончилось!

— Ну, вот и хорошо! Это, я скажу тебе, самое что ни есть хорошо! Забудь, сны ведь разные бываю. Бывают и вещие сны. Потому, с новыми силами возьмись и живи! Пока!

— Пока! Но, вот же, дела? Так и не поймешь?

— Буду ждать ее и никуда сегодня. Все! Хватит. Пора навести образцовый и флотский порядок. Так, это что у нас….?

А сны сбываются?

— Это от сотрясения мозга у тебя так. — Говорит Женька. — У меня никогда не сбываются никакие сны.

— Нет, не мозга, а сисек сотрясения. Ты, вот, что! Тебе пора уже, Мариночка так, что бы у него от твоих сисек сотрясение мозга наступило.

Это девки обсуждают то, о чем это я им, только, как бы намекаю. О сне своем с былью, или небылью, рассказала и мы обсуждаем. Зойка тут же, сидит и молчит. И этим меня еще сильнее раздражает. Я и спросить ее боюсь о чем–то, так как вдруг она скажет, что это все было на самом деле. Я уже не раз пыталась с ней взглядами встретиться, но она, как назло, мне каждый раз глаза в сторону отводила. Я еще подумала.

Ну, посмотри ты на меня? Ты, что же не понимаешь, что я только о том и думаю? Ну, хотя бы разик, я бы все сразу поняла. Нет, вот же Коза — зеленые глаза. Сидит себе тихоня. Меня все сильнее ее поведение раздражает. Ты, так? Так, сейчас я тебе устрою.

— Ну, все, девки! Служба есть служба, пора. Кстати, Сафронова? Как там у тебя с нарядами вне очереди?

Она на меня даже не взглянула! Ну, чем же мне ее зацепить? Ах, да!

— Значит так, Сафронова пойдет вместо…

— Вместо меня, можно? Ну, пожалуйста? Товарищ старшина?

— А это почему так?

— Да у нее, товарищ старшина, жених приехал и ей уже не терпится с ним….

— Ну, если так!

— Так, так!

— Ну, тогда…

Глянула на Зойку. Она все так же неподвижно и безучастно, как будто, это ее не касается.

— Ну, а вы, что скажите, товарищ штрафница? Когда свои наряды будем отстаивать?

Сафронова? Я к тебе, кажется, обращаюсь?

И тут она как глянула на меня? Ой, и дура же я? Что я наделала? Сердце как дало! Мне даже дурно и я почти задыхаясь.

— Нет, не сейчас. В следующий раз! Сафронова, мне с тобой переговорить надо. Так, что ты там сказала, насчет приезда мамы?

— О чем это вы? Товарищ старшина второй статьи?

Она меня губит! Зачем? Почему? Ведь я же все во взгляде ее усмотрела! Это она, она моя девочка! Моя и я с ней ночью….

Пытаюсь ее спасти, а вернее то, что я к ней сейчас испытываю! И я уже неуверенно ей и всем, кто уже с интересом наблюдают за нашей дуэлью.

— Ну, ты же говорила, насчет матери? Что она приезжает…

— Какой матери? Чьей?