Гарантирую жизнь. Ведич

– Вы его пестовали, вам и ответ держать.

– Он близок к дерзень-уровню. Нужен один шажок.

– Этот шажок вы должны сделать вместе. Все, кто живёт и верит.

Крутов ещё помолчал.

– Я понял, дедушко. Но верящих в Дело много, а помощников – мало. Всех не призвать.

– Призови тех, кто откликнется. Слава богам нашим!

– Слава!

Тямь истаяла струйкой дыма. Разговор закончился.

Крутов «огляделся» в психофизическом пространстве «улёт-поля», ища потоки внимания к возникшей «облачной опухоли» в месте образования ментального канала, ничего подозрительного не увидел и поднялся «выше» – над Москвой, затем над областью и над всей территорией Русских равнин.

Бросились в глаза серые и чёрные кляксы – районы неблагополучной психоэнергетической обстановки в местах обитания конунгов. Больше их не стало, но все они объединялись в геометрически правильные сети, почти перекрывающие «области света», где жили волхвы. Сеть являла собой силу, и с ней надо было считаться.

Крутов поискал глазами холмик Великого Устюга, спустился к нему, отыскивая в чёрных и серых «нервных» сплетениях психофизического фона узелок другого цвета – «ультрасинего», с искорками бирюзы. Это был цвет Левона Тиграна, академика, грэя, идущего Путём Мимохода, путём отстранения от привязанности к конкретным людям в частности и к человечеству вообще.

Внутри узелка мигнула и заморгала жёлтая звёздочка, испустившая тоненькие лучики любопытства и настороженности. Грэй почуял «пеленгатор» Крутова и пытался определить, кому он понадобился.

Егор просунул в звёздочку паутинку личной идентификации.

По всему узелку «ультрасинего света» пробежала волна свечения, напоминавшая волну на воде от брошенного камня. Возникла чёрная точка, превратилась в подобие слоновьего уха.

«Я Владыко Егор, – сообщил Крутов. – Мы встречались. Появилась нужда в прямом контакте. Разрешите напроситься в гости».

«Ухо» превратилось в подобие губ. Раздался тихий шуршащий мыслеголос:

«Я не принимаю гостей, даже такого уровня».

«Разговор идёт о жизни и смерти».

«Жизнь – конкурентная экспансия, поддерживаемая процессами агрессивных установок. Смерть лишь переход на другой уровень бытия».

«Возможно, вы правы, не буду спорить. Но речь идёт о жизни мальчишки. Ему ещё рано переходить на другой уровень бытия. К тому же Равновесие сил в мире нарушено, и вы это знаете. Болезнь социума запущена настолько, что в любом случае это коснётся и вас лично».

Звёздочка притушила свой острый блеск. Грэй размышлял.

«У меня мало времени на прямые контакты».

«Я вас не задержу».

«Где вы находитесь?»

Крутов улыбнулся, не показывая тем не менее своих чувств: грэй не смог увидеть, где обитает его собеседник.

«В Ветлуге».

«Сколько времени вам понадобится на дорогу?»

«Несколько секунд».

Молчание в ответ. В излучении «звезды ультрасинего света» проявились лучики недоверия, сомнения и удивления. Погасли.

«Я открою дверь».

«Ультрасиняя» звезда стала оранжевой.

Крутов сконцентрировал внимание на повелева-нии и через несколько мгновений вышел из легкоступа перед высокой оградой из чугунных решёток, за которой стоял в окружении сосен и елей двухэтажный особняк с четырьмя колоннами по фасаду. Это был дом Левона Тиграна в Великом Устюге, расположенный на улице Питирима Сорокина. Крутов знал, что дому этому уже больше двухсот лет и он чудом уцелел при пожаре в начале двадцатого столетия. Каким образом Тиграну удалось поселиться здесь, доказать своё право на владение ценным архитектурным и культурным сооружением, можно было только догадываться. Но бывший директор Института нетрадиционной медицины перебрался сюда из Москвы, отстроил усадьбу, восстановил стоявший в руинах дом и теперь жил в Великом Устюге, занимаясь своими «серыми» делами и не вмешиваясь в политическую, культурную и магическую жизнь страны.

Крутов кинул ещё один взгляд на особняк. Дом выглядел старым и одновременно основательным, крепким, внушительным, способным простоять не один век. Однако это была иллюзия. В тысяча шестьсот девяносто девятом году Великий Устюг пережил трагедию: в пожаре, прозванном в народе «воздвиженским», сгорело семь церквей и шестьсот девяносто два дома. Город восстанавливался двести с лишним лет, но от сгоревших строений не осталось ничего. Только память о том, что они были.

Сама собой открылась калитка в ограде.

Крутов проследовал по дорожке из керамических плит к центральному входу в дом с колоннами.

Медленно разошлись створки большой двери, украшенной золочёной резьбой с изображением летящих ангелов.

Крутов поднялся по ступенькам невысокого крыльца, вошёл в небольшой вестибюль с гладким мраморным полом. Ему навстречу из-за резной колонны выступил кряжистый плотный мужчина в необычного покроя рубахе до пола, напоминающей римский хитон. У него были чёрные, с проседью, волосы, будто приклеенные к массивной круглой голове, чёрная бородка, кольцом охватывающая подбородок и соединявшаяся с усами, и чёрные глаза навыкате.

Несколько секунд гость и хозяин смотрели друг на друга. Потом серый проговорил рокочущим басом:

– Вы не изменились, коллега.

– Вы тоже, Левон Хачатурович.