Я оглядываюсь на него и на черную футболку, которую он носит, и замечаю наплечную кобуру с двумя пистолетами, о которых я как-то забыла.
«У тебя грязная рубашка?» — спрашиваю я, думая, что, возможно, на ней что-то от
Мой рот кривится в гримасе. Это было бы отвратительно.
«Нет, мне просто нужно сменить костюм».
"Костюм?"
Вместо ответа Ганс поднимает одно колено, пока оно не упирается в нижнюю часть рулевого колеса, удерживая его на месте, а затем обеими руками снимает наплечную кобуру.
"О Боже, что ты делаешь? Давай помогу".
Ганс кладет мне на колени кобуру с оружием. А затем нож в ножнах с бедра.
Затем, продолжая управлять грузовиком коленом, пока мы едем по непустому шоссе, он тянется назад, хватает воротник футболки и стягивает ее через голову.
«Ганс!» Я тянусь к рулю, но это лишнее. Мы даже не отклоняемся от линии.
И вот он уже без рубашки.
И я потеряла дар речи.
Он такой идеальный. Хотя он совсем не идеален.
Шрамы. Мышцы. Волосы на груди, в которые хочется уткнуться лицом.
Теплая ткань бьет мне в лицо, и я ловлю его рубашку, которая падает мне на колени.
«Грубо», — я комкаю материал.
«Невежливо пялиться».
Я смотрю мимо Ганса на внедорожник, едущий по соседней полосе. И на женщину, которая смотрит на моего полуобнаженного мужчину, а не на дорогу.
Наклонившись через Ганса, я прижимаю средний палец к стеклу.
«Кассандра».
Я откидываюсь на спинку сиденья, недовольная, но женщина ускоряется, так что я считаю это победой.
Затем я поднимаю глаза и вижу кривую улыбку на губах Ганса.
«Она смотрела», — защищаюсь я.
Он качает головой, его распущенные волосы полностью высохли на воздухе и блестят в тусклом свете уличных фонарей. «Ты угроза».
Я пожимаю плечами, затем кладу его рюкзак себе на колени. «Какая рубашка?» Я отодвигаю кучу темной одежды.
«Вот», — говорит он, запуская руку в рюкзак и на ощупь доставая оттуда какой-то предмет.
Он снова рулит коленом, встряхивая рубашку.
Это серая рубашка на пуговицах, и, что удивительно, она не помялась.
Я хватаю уголок и тру его между пальцами. Она очень мягкая и немного эластичная. Определенно какой-то материал, который не мнется. Отлично подходит для людей, которые ездят с сумками одежды в своем грузовике.
Ганс начинает натягивать рубашку.
«Могу ли я хотя бы поуправлять?» — спрашиваю я.
«Ты можешь застегнуть мне пуговицы».
Я отступаю в сторону, когда он вытягивает руки, чтобы рубашка правильно сидела на плечах.
Когда все получается так, как ему хочется, Ганс хватается за руль левой рукой, а правую руку кладет на спинку сиденья позади меня.
Повернувшись к нему, я хватаюсь одной рукой за пуговицу, а другой рукой за другую сторону рубашки, и начинаю.
Я позволяю своим пальцам скользить по коже Ганса. И я провожу по одному шраму на каждую пуговицу, наслаждаясь свободой возможности просто прикоснуться к нему вот так.
Верхние две пуговицы я оставляю расстегнутыми.
Прижав руку к его груди, я разглаживаю ряд пуговиц. Но мой взгляд продолжает скользить вниз. К заметной выпуклости спереди его брюк.
«Спасибо». Голос Ганса звучит грубее обычного. Затем он кивает на другой рюкзак. «Твоя очередь».
Я меняю сумки так, чтобы та, что с оранжевой биркой, была ближе ко мне. «Моя очередь для чего?»
«Смена одежды».
Я смотрю на себя. На свои голые ноги, на шорты, спрятанные под толстовкой, которую я явно украла у кого-то крупнее меня. «Куда мы идем?»
«Синдикат». Он называет название хорошего отеля, и мне вдруг становится неловко от того, что я выгляжу такой простушкой.
«Почему так шикарно?»
«Мне нравится обслуживание номеров».
Меня охватывает вспышка гнева. «Ты много женщин туда водишь?»
«Кассандра». Он снова начал говорить своим укоризненным тоном, но я уже не в силах это понять.
«Что в ней?» Я расстегиваю молнию второго рюкзака и вижу одежду, которая определенно не принадлежит Гансу. «Я не буду носить твою заначку грязной одежды».
Он резко поворачивает голову и смотрит на меня.
Я не привыкла к этим волнам ужасной ревности. Я буквально никогда ничего подобного не чувствовала.
Это все поглощает.
Я не знаю, что с этим делать.
«Я не могу—»
Я собиралась сказать,