Гамбит искусного противника

— Добрый, Петр Геннадьевич. Извините, ваш презент встретил на своем пути непреодолимые обстоятельства.

— Правда? И какие же?

— Меня.

Сажусь напротив, отгибаюсь на спинку стула, не сводя с него взгляда. Вопреки всем предостережением Лили и Димки, он не злится, напротив. Его это веселит, и Петр Геннадьевич разражается громким смехом, от которого меня едва ли не передергивает. Я сильнее сжимаю в одном кармане наличку, а во втором рукоятку шокера, ухмыляюсь, подводя его ближе к сути.

— Вы хотели меня видеть, и я здесь. Может теперь объясните зачем?

— Может сначала выпьешь?

Петр Геннадьевич слегка поворачивает голову, и толпа, что до этого молча наблюдала за нашей мизансценой, как по щелчку пальцев оживает, а оркестр отстает всего на полсекунды. Так «Ярмарка тщеславия» снова оживает. Раньше, чем я успеваю ввернуть пару комплиментов превосходной работе кукловода, к нам подходит официант. На его подносе бутылка и два фужера, которые он первыми опускает на белую скатерть. Я силюсь не закатить глаза от всех этих напомаженных «белых воротничков» и «манер английских лордов» даже у прислуги, как опускается и бутылка. Последний гвоздь в крышку моего гроба…

На самом стекле красивая роспись, и я безошибочно узнаю в ней хитросплетение розовых кустов, прекрасно понимая к чему эта отсылка. Месть, похоже, люблю не только я, но и Властитель мира, чьи яйца я так безбожно задела ни раз и не два. Что ж…похоже игра начинается?

— …У этого вина потрясающий баланс между фруктовыми и цветочными нотами, раскрывающимися на сливочном фоне. А его аромат…

Я плавно поднимаю глаза на этого ублюдка, сжимая рукоять шокера так сильно, что пальцы болят. Его я хочу пырнуть куда сильнее Алекса, и уж точно ему бы я не оказала такой чести, как своему нерадивому любовнику. Я бы не промахивалась и не била намерено в место, где было бы не так больно, нет! Его бы я огрела прямо промеж глаз, а лучше в другую его башку пониже…И Петр Геннадьевич не собирается помогать мне держать себя в руках, зачем? Он предпочитает играть в нападении. Таких называют «Атакёрами» — шахматист, предпочитающий агрессивный вид игры.

— …А его аромат…В верхних его нотах прекрасный цветок — Роза. Вместе с ней…

— Спасибо, я не пью!

Выпаливаю быстро, чтобы только отчасти прекратить эту игру одного актера. Нарциссы всегда должны получать, что хотят, как и атакёры, а чтобы суметь застать их врасплох очень полезно давить именно в эти инстинкты. У меня нет никакой возможности выиграть у самого богатого человека в России, если я не буду использовать хитрость. Это называется «гамбит» — жертва материала для достижения своих целей. Сейчас моим материалом являются не пешки, а моя гордость, иными словами, я вынуждена проиграть, чтобы потом выиграть. Но и тут не все так просто. Петр Геннадьевич достаточно умен и обмануть его не так то просто. Играть нужно так качественно, как будто это роль всей моей жизни, и пусть игры по-прежнему не являются частью моей натуры, сейчас мне нужно немного погасить ее ради конечно цели.

И я гашу. Отвожу подозрения, усмехнувшись и показательно вздернув носик, ведь он знает, что я никогда не признаю поражение и не покажу своей слабости особенно перед ним.

— Мне нет восемнадцати.

Я не знаю, выгорит ли мое сомнительное актерство, когда насаживаю этот козырь на леску в качестве наживки, но, кажется, все идет как надо. Властитель мира заглатывает ее полностью, причмокивая и ухмыляясь, принимает мою капитуляцию, как признание провинившегося ребенка. Нарочито спокойно, снисходительно, гордо.

— Это хорошо, что ты придерживаешься правильных ориентиров.

— Зачем я здесь, Петр Геннадьевич? Не для того же, чтобы поговорить о моих ориентирах?

— Зря ты так считаешь, Амелия. Как раз за этим я тебя и позвал.

Властитель мира придвигается к столу, упирая в него локти, складывает длинные пальцы в замок и утыкается носом в ладони. Поза мыслителя, не иначе как, а взгляд прощупывающий. Мне он не нравится, как и не нравится повисшая тишина, от которой сейчас я ежусь. Это действительно неприятно, заставляет нервничать, но и как определенный бонус тоже прокатывает — незачем скупиться на проявление страха. Ему это только польстит, и я вижу, как его зеленые глаза загораются чуть сильнее.

Я снова все делаю правильно.

— Вы пытаетесь их во мне разглядеть или это какая-то психологическая игра?! — нервно усмехаюсь снаружи, победно внутри, особенно когда получаю в ответ тихий смех Властителя мира.

— Просто не могу поверить, что ты так выросла. Помню тебя той двенадцатилетней девчонкой, а сейчас ты почти женщина…

Меня передергивает не притворно. Не нравится мне куда он ведет, и я смотрю на него исподлобья, парируя почти сквозь зубы.

— Время не стоит на месте, Петр Геннадьевич. Мы не молодеем.