Гамбит искусного противника

Я резко торможу, потому что, твою мать, не согласна. Нифига не ответил, лишь породил новую волну вопросов. И вот мы стоим. Напротив. Мимо идут люди, кто куда. Сейчас мне уж точно плевать, что на него смотрят! Меня слишком глубоко утягивает злость — она контролирует процесс, не дает вдохнуть и стушеваться, накрывает с головой. Как и его. Мы оба злимся, я читаю это по его физиономии, уже научилась на ура распознавать все эмоции, даже те, что он пытается скрыть. Наверно, когда говорят, что женщин познают в постели, забывают, что и мужчин тоже. Вряд ли Алекс такое ожидал — он все старался держать меня на расстоянии вытянутой руки, а я, сучка такая, как-то исхитрилась научиться понимать его настроение по тому, как он двигался. Интересно, это его бесит сейчас больше всего? Или что я в принципе умею говорить и снова задаю ему «неудобные» вопросы? Хотя, мне абсолютно не волнует ответ — я уже приняла все решение и поставила все точки, так что отступать и лебезить больше не буду. Хватит, дудки.

— Я тебе не верю.

— Во что конкретно, котенок? В то, что я следил за тобой? Это очевидно, по-моему, если ты не веришь в экстрасенсов. Или…ах ну да. Мне же на тебя насрать?

Алекс пытается держаться спокойно и отстраненно, лениво усмехается, а глаза горят. Да, его точно бесит, что я все понимаю и не отступаю. Если честно, то в этот момент я получаю свою дозу какого-то больного удовлетворения. Мне нравится выводить его и бесить, нравится перечить и смотреть, как у него подгорает из-за вдруг потерянного контроля. То, что он уже не король ситуации очевидно, как что за днем всегда следует ночь и наоборот. Думаю, что он тоже это понимает, и, скорее всего, больше всего его злит именно это.

Ему не нравится, когда он не владеет ситуацией на все сто процентов. Извини, мой милый, но в жизни не все случается так, как нравится, но меня забавляет спектакль, в котором он продолжает исполнять свою роль. А еще больше меня забавляет, как он теряет дар речи в тот момент, когда я парирую коротким:

— А нет?

Я успею подметить каждую эмоцию от удивления до новой волны злости. Мы оба молчим: я разглядываю его, он старается натянуть на себя маску с ледяным спокойствием, вот только не получается. То ли ниточки сломались, то ли маска жмет, то ли моя дерзость так сильно выбила из колеи, не знаю точно, но думаю, что все сразу. Все дело ведь действительно в контроле: Алекс привык к определенным реакциям, диалогам и поведению, он все спрогнозировал, но тут врываюсь я со своим мнением и все рушу. Я буквально слышу, как гремят осколки его хладнокровия и мысленно улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать, кайфую от его состояния, в которое мне наконец удалось его загнать, и я не собираюсь выпускать из рук такой козырь. Он долго издевался надо мной и теперь настала моя очередь.

— Молчишь, потому что так и есть. Все же дело в контроле, да? Ты его теряешь и начинаешь нервничать.

— Психоанализ? Милая, не нуждаюсь. Особенно от малолетки вроде тебя.

Кусает, чтобы я отступила. Алекс думает, что ударив меня, оградит себя от всего и сразу. Он всегда так делает, чтобы отпугнуть: хамит, оскорбляет, снисходительно посмеивается — все, лишь бы подчеркнуть, как я глупа на самом деле и как умен он. Вот только если в первый раз слышать такое было больно, то в тысячный уже как-то не катит. Кажется я приобрела суперспособность, которая помогает мне защищаться от его острых иголок — больше они не ранят так глубоко, а это уже много. Если вначале любой косой взгляд или слово ввергали меня в истерику и самокопание, сейчас же, когда я наконец осознала зачем это надо, раны стали поверхностными. Как будто легкий порез пальца, а не стрела в сердце. Наверно поэтому я так спокойна, не притворно, а по настоящему.

— И все же это так.

— С чего ты взяла?

— О, да брось. Я же не могу и руку положить, куда хочу, когда…

— Это называется БДСМ.

— Это называется мания контроля.

— Аккуратней, Амелия, — угрожающе произносит, делая шаг на меня, — Ты вряд ли до конца осознаешь, куда лезешь.

Вот тут ты ошибаешься, дорогой, я в полной мере осознаю, куда я лезу и зачем. Это ты еще ничего не понимаешь, а объяснять у меня нет ни желания, ни настроения, ни времени. Лишь хмыкнув на очередную, пустую угрозу, которую я точно также уже давно научилась внутренне тушить и игнорировать, пропускаю мимо ушей и тон, и слова, поворачиваю голову в сторону легендарной таблички. «Запрещено разговаривать с незнакомцами».

Боже, и как я забыла об этом золотом правиле тогда на балконе нашего дома?

Наверно, вряд ли что-то бы изменилось, познакомься я с ним в других обстоятельствах. Мне бы хотелось верить в себя настолько, чтобы представлять, как я проигнорировала его красоту и харизму, прошла мимо, вздернув носик, словно он — пусто место. Хотя в глубине души и понимаю — это вряд ли. В тот первый раз меня так сильно прошибло, и я точно знаю, что прошибло бы в любом случае. Как говориться, от перемены мест слагаемых сумма не меняется, но иногда приятно думать о себе лучше, чем есть на самом деле.