Гамбит искусного противника

Я даже думала, что виновата в чем-то, а точнее вполне в конкретном «чем-то». Раньше мы не говорили о любви, а в ту последнюю нашу ночь, я взяла и брякнула это, пребывая между сном и реальностью.

«Я не специально!» — думала я, — «Я даже не хотела этого говорить, само вырвалось, но теперь эти три слова все безнадежно испортили что ли?!»

Не может быть. Или может?

«Он и без того боялся отношений, а я тут еще со своими любовными глупостями. Конечно! Я наверно его напугала, вот он и пытается отгородиться и справиться с этим сам…»

«Нам надо поговорить» — принимаю четкое решение резко, сидя на последней паре.

Знаю, что он меня не ждет, как обычно всегда ждал. Весь сентябрь Алекс забирал меня после учебы, но теперь ссылается на свою занятость. Я бы ему, может быть, и поверила, если бы не одно но — я знаю, что он меня просто избегает. Снова не отвечает на мои сообщения и игнорирует звонки, снова шляется где-то, приходя почти ночью, снова отталкивает меня. Но самое паршивое, что если раньше мы могли продолжать общаться хотя бы в постели, то сейчас и там все стало, как при штиле. Ни ветерка, ни дуновения — ни че го.

Убежденная в том, что сама виновата, решаюсь на попытку все исправить, и еду к нему на работу.

«Я ему все объясню, все будет нормально, ничего такого не произошло. Неделю назад все было же хорошо! Выдыхай, Амелия…» — убеждаю себя, пока еду в автобусе, — «Ды-ши. Он просто испугался, ничего не случилось…»

Жить в иллюзиях тоже опасно, а еще опасней соглашаться на это добровольно и изо всех сил упираться открыть наконец глаза и прозреть. Самое простое объяснение — верное. Так кратно гласит знаменитый, методологический принцип, который, если разобрать подробно, поясняет следующее: если есть несколько логически непротиворечивых объяснений чего-либо, которые одинаково хорошо это «что-либо» описывают, следует выбрать самое просто из всего этого многообразия. Если еще проще: не надо изобретать колесо, моя милая, потому что до тебя все уже изобрели. И до тебя такое было. С тысячами тысяч, после будет не меньше. Не придумывай, не строй безумных теорий, а лучше сними-ка свои розовые очки, пока они не разбились стеклами внутрь. Так и надо было сделать, потому что мои разбились именно так, когда подходя к ресторану, я заметила его машину, а в ней Верочку.

По всем канонам должен был идти дождь. Ливень! Я должна была драматично плакать, а слезы должны были «быть невидны». Мои волосы бы мокли, тушь бы текла, весь мир был бы серым, но…ничего этого не было. Если честно, то погода стояла отменная. Весь день светило солнце, а сейчас оно погибало на линии горизонта, разливаясь красным и топя в своей крови все, до чего могло дотянуться.

Я застыла. Смотрела, как они о чем-то воркуют в его машине, как она его касается, а он и не против. Не уводит головы, просто смотрит на нее, позволяет этой суке касается его щеки лапой с уродливыми, длинными ногтями! Потом он резко поднимает глаза и замечает меня, медлит, говорит что-то Верочке. Он не торопиться ко мне навстречу, как опять же бывает по всем канонам. Не бежит, роняя тапки, а просто сидит и что-то ей втирает! Она поднимает глаза следом, смотрит на меня и усмехается, кивает, и только после этого Алекс открывает дверь.

Не верю, что это происходит. С каждым его шагом, кажется, я немею сильнее, мои легкие будто сжимают чьи-то монолитные ручища так, что не получается вдохнуть.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает раздраженно, и застает врасплох.

Я такого вопроса не ожидала уж точно, поэтому выдыхаю, невольно повышая голос.

— Что я здесь делаю?! А что она здесь делает?!

Алекс молчит. Он сканирует меня взглядом и, твою мать, молчит! Он не пытается объясниться, он даже не пытается мне соврать, а тупо молчит, и в этом молчании я читаю правду: «ты все поняла правильно». Не знаю я зачем спрашиваю то, что спрашиваю, потому что тут все итак понятно…

— Ты мне изменил?

Вопрос выходит таким жалким, что его еле слышно. Я сжимаю себя руками, смотрю в землю, меня трясет, но больше всего за все наше знакомство, я молюсь, что он скажет «нет». Так забавно. Раньше я мечтала слышать от него только «да», а вон оно как бывает. И, еще более забавно то, что как и в начале, ничего не идет, как я хочу.

— Да.