Гамбит девятихвостого лиса

– Непруха – обычное дело для Кел, – сказал лейтенант Анкат. Он собирался обратить собственный беспримесный страх в шутку, и Черис это поняла. Она пристально посмотрела на лейтенанта, и он проглотил свои слова.

– Это долг, – сказала Черис, и слово показалось ей пустым звуком. – Я с вами не пойду. Для меня у них другие планы.

Вдоль стола прокатился шепот и быстро затих. Они тоже знали толк в эвфемизмах.

Будущее было безрадостным. Большинство из них утратят традиции Кел и формационный инстинкт. Может, не забудут девизы и формации, но первые больше не будут успокаивать, а вторые потеряют силу.

– Что ж, сэр, удачи там, куда вы направляетесь, – сказал Анкат, и Вераб что-то пробормотал в знак согласия. Он не верил, что это случилось на самом деле. Она всё понимала по его потрясенному взгляду.

– Хочу услышать ваши имена и сроки службы, – тихо сказала она. Так всё станет реальным, и церемония поможет им взять себя в руки, пусть и не утешит. – Хочу услышать каждого. Подтвердите.

– Сэр, – ответили они хором. Анкат посмотрел на свои руки, потом снова на нее.

Это была не официальная перекличка. Не было ни барабанного боя, ни пламени, ни флейт. Она могла бы всё это добавить по желанию. Но ее услышали даже сервиторы. Они прекратили свои дела и приняли позы слушателей. Она кивнула им.

Они начали с самого младшего рядового – теперь, когда Дезкен погиб, им был Кел Ниррио, – и продолжили, поднимаясь по иерархической лестнице. Никто не ел, пока звучал перечень. Черис была голодна, но голод мог подождать. Не нужно было запоминать имена – она это сделала давным-давно, – но она хотела убедиться, что запомнит каждое сосредоточенное лицо, каждый грубый голос, и эти воспоминания будут согревать ее в грядущие дни.

Как и положено, она произнесла свое имя последней. Кают-компания погрузилась в молчание. А потом, нарушая ритуал, Черис сказала:

– Спасибо. Я желаю вам всем удачи.

Она их покидала, в глубине души ощущая проблеск нетерпения в преддверии того, что ей предстояло, и угрызения совести из-за этого нетерпения; но демонстрировать эти чувства не стоило.

– Поешьте, сэр, – проговорил Анкат, и она принялась за еду – не слишком быстро, но и не слишком медленно, не забыв доесть два мандарина, которые отложил для нее Вераб.

Глава третья

Черис надеялась на более конкретные приказы, но ей не повезло. Спала она плохо и проснулась в середине ночи, за четыре часа и шестьдесят две минуты до обычного времени подъема. В комнате, озаренной единственной свечной лозой, было темно.

«Горящий лист» перестроился и обрел новую конфигурацию. Что еще более важно, сообщение на терминале уведомило Черис, что ее уже отделили от роты. Она хотела бы встретить это событие в состоянии бодрствования, но, конечно же, всё нарочно устроили именно так. Если кто-то обладал хоть намеком на милосердие, ее солдатам разрешат отдохнуть, прежде чем потащат на осмотр в соответствии с Доктриной, а тем, кто всё еще нуждается в медицинском уходе, позволят его получить, прежде чем их постигнет та же участь.

Замерев у стола, Черис заметила вновь прибывшего: в дверном проеме стоял сервитор. Он не постучал, и она его раньше не видела.

– Привет, – сказала Черис, вопросительно глядя на существо.

Это была лисоформа, а не привычные для мота пауко- и птицеформы. У нее были фасеточные стеклянные глаза, светящиеся желтым. Сервитор Шуосов. Ну разумеется.

Сервитор не ответил. Сервиторы Кел никогда не говорили на человеческих языках, а сервиторы Шуос такое делали редко, хотя сервиторы Андан и Видона обычно могли, если хотели. Лисоформа протрусила в каюту, двигаясь вороватыми зигзагами. Потом поднялась в воздух и в конце концов оказалась наравне с поверхностью стола Черис.

Сервитор вытащил из бокового отделения рулон ткани. Ткань была обвязана тонкой цепочкой, которую Черис могла бы разорвать руками. Вместо этого, пробормотав благодарность, она повертела рулон, пока не нашла застежки.

Это была не просто ткань. Это была игровая «доска», расшитая квадратной сеткой из разноцветного шелка. Весь контур поблескивал от бисеринок бронзового и ярко-оранжевого цветов. Она прошлась пальцем по бусинкам, с удовольствием ощущая их неровную текстуру.

Самой примечательной вещью в тканой игровой доске было то, что она представляла собой скорее запись игры, чем поверхность для оной. Фигуры были вышиты на пересечении линий, запечатлевая незаконченную партию. Взгляд Черис немедленно метнулся к паутинной фигуре в центре, и она криво улыбнулась.