Гамбит

Дебаты получились скомканными. В открытую выступить против никто не решился, но выступления за сопровождались таким количеством оговорок и предложений по ограничению президентской власти, что было ясно, кандидатура Жамбаева не устраивает делегатов. Оленин объявил получасовой перерыв. В буфеты вновь выстроились очереди. Неизвестно откуда прошел слух, что после перерыва выступит Президент, чего не было запланировано, но вскоре действительно по увеличившемуся числу сотрудников федеральной службы охраны стало ясно, Он приедет. Из-за усилившихся мер безопасности, в зал заходили долго. Президент взошел на трибуну, когда стрелки часов уже приближались к девяти вечера. Аплодисменты были долгими и искренними. Это может где-то на диком западе, досиживающий свой срок лидер, превращается в хромую утку. У нас не так. У нас неизвестно, чего этот самый лидер выкинет, захочет уйдет, захочет вернется, а захочет, посадит на престол какого-нибудь мальчика юриста и будет из-за его спины посмеиваться над всеми. Так и сейчас, было до конца не понятно, действительно ли Он решил уйти с политического Олимпа и передать преемнику реальную власть, а не ее видимость.

После речи Президента сомнения развеялись. Он уходит. Членство в Совете федерации оставляло надежду на то, что при желании Он сможет вернуться, но вероятность этого терялось в неопределенности будущего. А в настоящем, над страной всходило новое солнце, либо, в зависимости от восприятия, страну накрывала мрачная тень нового вождя. Жамбаева.

Президент поправил галстук на шее и обвел взглядом притихший зал.

– Коллеги, друзья, единомышленники! Сегодня мы примем, – он сделал паузу, – уверен, что примем историческое решение. Мы выдвигаем кандидата в Президенты страны от нашей партии. Человека, который будет нести ответственность за настоящее и будущее нашей великой державы, человека, который, будучи представителем партии Единый фронт, сможет претворить в жизнь наши с Вами идеи и устремления, сможет превратить ваши законодательные инициативы в реальные дела. Я уверен, что новый Президент и партия Единый фронт будут действовать как слаженный, неразрывный механизм сосредотачивающий не только всю полноту власти в государстве, но и ответственность как за принятые решения, так и за их выполнение. И чтобы упрочить единство этого механизма, поступило следующее предложение: провести голосование по кандидатуре Жамбаева Батора Отхоновича в открытом порядке…

* * *

Алферов недовольно огрызнулся в телефонную трубку:

– Да! И я голосовал. Если решение принято единогласно, то значит и я голосовал. А что ты хочешь, чтобы я гордо встал и послал всех в жопу? Да? Вместе с ипотекой? Все, дома поговорим, это не телефонный разговор, да, а теперь особенно. Целую… Наливай, – он повернулся к Подгорному, бесцельно перебиравшему кнопки на пульте телевизора.

– Да, давай помянем.

– Кого? – недоуменно поднял брови Алферов.

– Нас помянем, как мы, пятьсот мудаков вместе собрались и Родину профукали, – Подгорный опрокинул в рот рюмку и шумно выдохнул. – Налей еще.

– Ты бы так сильно не заводился, Максим, – неодобрительно заметил Алферов., – Решение принято. Спор ты, кстати, выиграл. А с решением этим нам теперь жить, мало того, – толстый палец уткнулся Подгорному в грудь, – нам, и тебе с в том числе это решение надо довести до широких масс, так сказать, до их сознания или чего у них есть. Выборы должны пройти правильно. Сам знаешь, на процентовку смотреть будут. У кого в регионе проценты слабые, там политсоветы быстро обновляют. А ты из политсовета вылететь хочешь? Прааавильно, не хочешь! А лицензии на свой телеканал лишиться хочешь? Тоже нет? Так что, друг мой Максимушка, давай поминки свои заканчивай и выпьем мы с тобой нормально, чокаясь, за нас с тобой, чтобы нам и при новой власти и работы, и почета хватало.

Рюмки звякнули. Выпив, Алферов довольно улыбнулся.

– Водка, Максимушка, она все смывает и радость, и печаль. Универсально решает все проблемы.

Подгорный угрюмо кивнул.

– Да, как автомат Калашникова.

– Нет, брат, автомат, это не то, – скривился Алферов. – Водка дешевле и не так радикально лечит, – он захихикал, так что затрясся второй подбородок. – Выпьем, Максимушка, выпьем! А завтра – будет день, будет похмелье.

Наутро похмелье действительно пришло вместе с необходимостью спешить в аэропорт. Всю дорогу до Шереметьево, сидя в такси, Подгорный боролся с накатывавшими приступами тошноты. Наконец, когда до аэропорта осталось совсем немного, он не выдержал.

– Останови, останови машину, – глухо сказал шоферу, сдерживаясь из последних сил.

– Здесь запрещена остановка, – ответил таксист и нажал на тормоз, лишь увидев, как побледневший пассажир на ходу пытается открыть дверь. Пока Подгорного рвало за отбойник, водитель, невысокий темноволосый крепыш, курил, поглядывая на содрогающуюся спину пассажира и в который раз философски размышлял о великом пьянстве великого народа, непобедимом и целеустремленном. «До последнего патрона пить будут, – почему-то подумал он, – до последнего».