— Когда ты с ним познакомился?
— Года полтора назад, — немного подумав, ответил Дмитрий.
— Где?
— В нашем ресторане, он к одной официантке ходил. Как-то после закрытия я со своими ребятами из оркестра выпивал, у ударника сын родился, вот и решили немного отметить. А Владик как раз Райку встречать пришел, мы их и пригласили. Он бутылок пять шампанского на стол выставил, так и познакомились…
— И после такого шапочного знакомства он тебе полторы тысячи одолжил? — усмехнулся я.
Мишин вскинул глаза:
— Почему шапочное? Мы и на «балке» встречались, но это было позже, когда я вернулся из Ленинграда.
— А что Лыков делал на вещевом рынке?
Дмитрий отвел глаза:
— То же, что и я, штаны сдавал.
— Где он их скупал?
— Я его об этом не спрашивал, — ответил Мишин и, встретив мой укоризненный взгляд, добавил: — Я, правда, тогда не знал!
— А когда узнал? — быстро спросил я.
— Весной, — выдохнул он.
— От кого? — также быстро задал я следующий вопрос.
— Семушкин сказал, — Дмитрий приложил руки к груди. — Вы не подумайте, что я хочу что-либо скрыть от вас… Поймите, Владик все-таки мой хороший знакомый, и так сразу…
Я выдержал паузу и поинтересовался:
— Что же тебе сказал Семушкин?
— Однажды он принес две партии, я удивился, почему так много? Он говорит, отказался один из ваших. Я спросил, кто? Вот тогда он и назвал Лыкова… А позже и Владик признался, что от Клюева джинсы получал.
— И с весны он больше не торговал? — уточнил я.
Мишин покрутил головой:
— Нет. Он мне сказал, что завязал на время.
— Как на время? — не понял я.
— Примелькался на барахолке, вот и решил переждать, — пояснил Дмитрий. — Он не такой дурак, как я.
— Ну это вопрос спорный, — хмыкнул я.
— Что вы хотите сказать? — напрягся Мишин.
Я долго смотрел на него, а потом объяснил:
— Дмитрий, дела по спекуляции мне приходилось расследовать не один раз, и я прекрасно знаю, что одному сдать такое количество штанов не просто, ты бы обязательно, как и Лыков, примелькался на «балке», — вдруг я понял, что невольно перешел на терминологию спекулянтов, и быстро поправился, — на вещевом рынке.
Мишин поднял глаза, виновато посмотрел на меня и, снова опустив голову, пробормотал:
— Вы меня простите, Николай Григорьевич… Я сам хотел сказать, но не мог решиться… Я много передумал за это время… Мне не хотелось выдавать ребят, которые помогали сбывать джинсы, они и имели всего ничего, так, десятку-другую… Не хочу, чтобы и их засосала эта мерзость! — решительно поднял голову Дмитрий. — Если сейчас не остановить, они станут такими же, как я, или еще хуже — как Семушкин…
Я видел, что он говорит искренне, и помог ему:
— Вот и давай сделаем это вместе.
Мишин с готовностью кивнул.
— Каким образом ты давал им знать, что джинсы у тебя? — спросил я.
— Клюев сообщал, что вылетает Семушкин, и я договаривался с Трошиным, у него дома телефон, о встрече. Последний раз они тоже ждали, но Семушкин в субботу не появился, и я дал отбой… Короче, сегодня в девять вечера они ждут меня…
— Молодой человек, вы задержаны! — услышал Снегирев над самым ухом. — Уголовный розыск!
— Ребята, я свой! — нервно хихикнул Семен, прекращая попытки вырваться и стараясь разглядеть своих собеседников из-под вновь съехавшей на глаза шляпы. — Удостоверение в нагрудном кармане… Можете посмотреть.
Проследив за чужой рукой, извлекшей красную книжечку, он поинтересовался:
— Ну и как?
— Извините, товарищ капитан, — смущенно проговорил плотный крепыш с тяжелым подбородком, возвращая удостоверение, — накладка вышла.
— Ох, и накладки у вас, — усмехнувшись, проворчал Семен, сдвигая на затылок шляпу и одергивая плащ. — А еще говорят, ленинградцы гостеприимные… Хватают живых людей, даже документов не спрашивают. — Он смерил насмешливым взглядом второго оперативника.
Тот поправил сползшие с переносицы очки с дымчатыми стеклами и, поджав тонкие губы, буркнул:
— Когда на шее висит нераскрытое убийство, не до документов.
— Ребята, я никого не убивал, — простодушно улыбнувшись, внес ясность Семен, — у меня алиби, я только что из Новосибирска прилетел, билет и командировочное в кармане…
Оперативник в дымчатых очках поморщился и чуть приподнял уголки рта. Видимо, это означало улыбку.
— Хотелось бы надеяться, — ответил он и снова плотно сжал губы.
Крепыш, все еще немного смущаясь, спросил:
— Товарищ капитан, почему вас интересует погибший Клюев?
Лицо Снегирева вытянулось, словно он узнал о гибели близкого человека.
— Что?! — выдохнул он.
Увидев его изменившееся лицо, оперативники переглянулись, и тот, что в дымчатых очках, осторожно поинтересовался:
— Вы его знали?
Семен все еще не мог прийти в себя, смерть Клюева значительно осложняла задачу, и он, будто не расслышав вопроса, выдавил:
— Кто же мог его убить?
— Нам бы тоже хотелось это знать, — сказал высокий оперативник в дымчатых очках.