Гамак из паутины

Прошлым летом Дмитрий во время отпуска был в Ленинграде. В одном из ресторанов встретил представительного мужчину, отрекомендовавшегося, как Клюев Даниил Михайлович, искусствовед. Они понравились друг другу. Встречались еще несколько раз. Однажды искусствовед спросил, сможет ли Мишин продать в Новосибирске джинсы. Отказать своему новому знакомому Дмитрий не решился и принял предложение. Через некоторое время, уже когда Дмитрий вернулся из отпуска, в его квартиру постучал Семушкин, передал привет от Клюева и пятьдесят джинсов по сто пятьдесят рублей за штуку. Пришлось бегать по знакомым и занимать деньги, но барыш стоил того — семь с половиной тысяч! «Брошу халтурить по свадьбам и похоронам!» — обрадовался Мишин. Хмель наживы вскружил голову. Он, конечно, знал, что преступает закон, но некогда было задумываться над этим — деньги дождем сыпались в его раскрытые ладони… Раз за разом приезжал «курьер» — Игорь Семушкин. Когда его долго не было, Мишин сам звонил Клюеву… Порой среди ночи не спалось, хотелось бросить все, ведь уже куплены машина, капитальный гараж, но сил не хватило, появилась привычка иметь деньги всегда, много денег, чтобы в любой момент, засунув руку в карман, можно было ощутить их ласковый шелест. Деньги легко доставались и исчезали еще легче, будто ненасытный ветер выдувал их…

Мишин прервал свою исповедь, попытался вынуть сигарету, ничего не получилось: руки ходили ходуном. Тогда он разорвал пачку, изломав несколько сигарет, и закурил, делая глубокие, судорожные затяжки. Огонек сигареты рывками побежал к фильтру. Тяжело, очень тяжело давалось признание. И по тому, как решительно он это делал, было ясно: ему не надо мешать. И мы продолжали слушать.

В этот раз все было как обычно. Клюев сообщил: «Жди Игоря в субботу, утренним рейсом». Мишин прождал все утро, но напрасно, он встревожился, но ближе к вечеру Семушкин позвонил, пообещал принести «товар» в воскресенье, однако не одну, а две партии. На сто джинсов денег у Дмитрия не хватало и пришлось перехватить у знакомых. Сегодня, в двенадцать часов, пришел Игорь. Получив пятнадцать тысяч, передал чемодан, который Мишин сразу же убрал на антресоли. Всегда спокойный Семушкин был не в себе, спросил, есть ли выпить. Выпили. Долго, не разговаривая, слушали музыку. Да и о чем было говорить? Около пяти часов «курьер» ушел. В начале одиннадцатого Мишин включил телевизор, показывали футбол. Внезапно погас свет, и Дмитрий решил, что это во всем доме, но услышал за стеной возглас комментатора: «Какой великолепный удар!».

Мишин умолк. Вероятно, ужас последующих событий промелькнул в его мозгу, но он взял себя в руки и продолжал:

— Я подумал, выбило предохранители, а щиток у нас в подъезде, и вышел на лестничную площадку. Там тоже было темно. Только я собрался идти за спичками, — лицо Мишина перекосила гримаса, как от боли. — И тут меня кто-то схватил сзади и зажал рот. От неожиданности я не смог даже шелохнуться… Потом свет, крик, вы… отлетевший в сторону нож и страшные глаза Семушкина… За что он меня?!. За что?

Обязав Мишина явкой в райотдел, мы оставили его наедине со своими мыслями и переживаниями. Ему было о чем поразмышлять.

11 сентября, понедельник

00 часов 03 минуты

Оставив «Запорожец» на площадке перед райотделом, мы с Семеном вошли в ярко освещенное помещение дежурной части. Увидев нас, молодой, с резко обозначенными чертами лица старший лейтенант, еще утром сменивший Борисова, поднялся и протянул мне лист бумаги.

— Держи, Ильин, за тебя работать пришлось… Это объяснение Семушкина.

Мы склонились над листом, на котором было старательно выведено: «Я признаю себя виновным в хулиганском поступке. Вчера я прилетел из Ленинграда в гости к девушке, с которой познакомился на прошлой неделе у себя в городе. Знаю только ее имя — Людмила, адреса не знаю. Мы договорились встретиться в ресторане «Новосибирск» в субботу. Там мы познакомились с Мишиным, который сидел за нашим столом. Все крепко выпили. Не помню, как оказались у него. Проснулся я на следующий день. Людмилы не было. Мишин в оскорбительной форме отозвался о ней и смеялся надо мной. Потом мы опять пили до вечера, и я снова опьянел. Мишин стал хвастаться, как он увел от меня мою девушку. Мы поссорились, и он стал выталкивать меня среди ночи на улицу. Я разозлился и хотел ударить его ножом, но работники милиции меня остановили. Убивать Мишина я не хотел. Сопротивления работникам милиции я не оказывал. В своем поступке раскаиваюсь. Обещаю, что подобного больше никогда не совершу. Написано собственноручно…»

— Во дает! — хмыкнул Снегирев. — Что-то незаметно, чтобы он пьяный был.

00 часов 14 минут