Галлоуэй

Вдруг ни с того ни с сего грохнул выстрел, раздался истошный вопль, потом несколько вскриков со стонами, и тут же все воины племени повскакивали на своих пони (Пони - на Юго-Западе США так называли выведенную индейцами породу лошадей, обычно пятнистых (другое название пинто).) и понеслись на этот шум. Не знаю уж, что там у них стряслось...

А когда они все умотали, я поступил так же.

Мы, Сэкеттовские ребята, часто бегали наперегонки, и я всегда мог удержаться на уровне среднего бегуна; так что я сорвался с места, как вспугнутый заяц, и понесся, не обращая внимания на острые камни и щебенку под ногами. А скво бросились за мной следом, и вопили они так, что чуть не лопнули.

Но теперь ко мне приближались мужчины, а с такими ногами, как у меня сейчас, далеко не уйдешь, а уж надежды убежать от них - так вовсе никакой. На руку мне было только то, что мы направлялись к охотничьим землям племени юта. Вряд ли мне пришлось бы легче в руках у ютов, но и апачей там не встретят с распростертыми объятиями. Чем дальше они заберутся в страну ютов, тем тревожней будет на душе у этих апачей.

Конечно, идти по опавшей сосновой хвое было лучше, чем по скалам и камням, но сейчас для меня важнее всего было найти убежище, а после обзавестись каким-нибудь оружием.

Я умышленно выбирал дорогу покруче, самую вроде бы неподходящую для беглеца. Шагать в гору ничуть не больнее, чем по ровному, зато можно забраться в такие места, куда индейцы не полезут за мной на своих пони.

Протиснувшись в узкую щель между двумя глыбами, я пробрался вдоль цепи скал, а потом вскарабкался по сухому руслу водопада на ровное место наверху. Ноги опять стали кровоточить, но я нашел красную глину, которую можно будет смешать со смолой карликовой сосны и растопленным оленьим жиром; навахо часто пользуются такой мазью, чтоб раны скорей заживали. Но тут я оглянулся назад, под гору, и увидел там восьмерых апачей, да так близко, что можно было разглядеть, у кого лошадь какой масти.

Апачи воюют пешими, и забраться вслед за мной на эту гору для них штука нехитрая. Пока они меня еще не видели, но как увидят, тут же будут здесь. Может, я дурак распоследний - ноги так болят, а я еще бреду. Может, надо плюнуть на все и пускай убивают, черт с ними... Но только сдаваться я не умею. Мы, ребята из лесной глуши, не так воспитаны. К четырнадцати годам я уже умел стрелять, ловить и свежевать зверя, знал, как добыть кормежку в лесу, а если надо, так мог продержаться, обходясь воробьиными порциями.

Среди ребят, с которыми я гонял по холмам в детстве, было много чероков, и от их родни я выучился многому - не меньше, чем от своей. У нас-то в семье было всего две книжки, мы обучались чтению по Библии и по "Пути паломника" ("Путь паломника" - аллегорическая автобиография Джона Бенсона, написанная в 1678 году.).

Мы хорошо научились бросаться в бой и держать удары. Когда мне приходилось драться в школе - в то недолгое время, пока я туда ходил, - я набычивался и молотил руками до тех пор, пока кто-нибудь не падал на землю. Иногда падал и я - но всегда поднимался снова.

Наконец я принял решение. Этим апачам вряд ли придется по вкусу отойти далеко от своих пони на землях ютов, а если им так уж невтерпеж меня убить, так пускай сделают это на самой вершине горы. Вот туда я и направлюсь.

Я тут же свернул в сторону и начал карабкаться в гору. Возле осин я остановился и оглянулся вниз. Я их видел там, далеко внизу, и они меня увидели - натянули поводья, остановили коней и уставились на меня.

Стрелять им смысла не было. Когда человек стреляет снизу вверх, попасть в цель очень трудно, а я еще и забрался довольно далеко от них. Я как будто своими ушами слышал, как они там об этом толкуют.

Хорошо, если бы они решили, что, мол, ради меня не стоит надрываться. Только надежда эта была слабенькая, и я полез дальше на гору. Нудное это было занятие. Местами склон становился почти отвесным, но все же опоры для рук и ног хватало. Наконец выбрался я на какой-то уступ, а там валялся дохлый койот; ну, вы, наверное, сами знаете, что к дохлому койоту ни один апач не притронется. Схватил я его за хвост, раскрутил как следует и швырнул вниз, на свой след, прямо на тропку, по которой им за мной лезть придется.

Сомнительно, чтоб от этого было много толку, так, чуток им нервы попортит... но эта штука с койотом навела меня на хорошую мысль. Для апача совиное уханье - это знамение смерти, а я с детства так наловчился кричать по-совиному, что мне настоящие совы отвечали. В таких глубоких каньонах звуки далеко разносятся... в общем, решил я попробовать.

Они меня теперь уже не видели, но я-то их видел прекрасно; когда разнесся первый совиный крик, они приостановили лошадей, но потом поехали дальше - а тут добрались до дохлого койота и остановились снова. А я взял и спихнул вниз пару валунов, и они покатились по склону. Вряд ли я в кого из них попал, но, думаю, малость обеспокоил и заставил оглядываться по сторонам.