«Сначала я видела только геометрические узоры, но очень скоро они стали превращаться в чудовищ и других малоприятных созданий. Рисунки были черно-белыми. Меня они совершенно не забавляли, так как мне смертельно хотелось спать. Как только рисунок принимал ясные очертания, он начинал множиться и постепенно четыре, шесть или восемь идентичных рисунков занимали все квадранты моего поля зрения».
За черно-белыми гравюрами последовали яркие многоцветные рисунки, напомнившие больной картины Брейгеля. Вскоре и эти картины заполнились монстрами и начали, в свою очередь, делиться на крошечные копии множества Брейгелей.
Потом произошло и вовсе радикальное изменение. Энн увидела себя в «китайском автобусе 50-х годов участницей пропагандистской поездки под эгидой Китайской христианской церкви». Больная отчетливо запомнила фильм о религиозной свободе в Китае. Фильм проецировали на заднее стекло автобуса. Потом перспектива изменилась, и фильм и автобус начали крениться под разными углами, и стало совершенно непонятно, являлся ли церковный шпиль элементом реальной, видимой из окна церкви или частью фильма. Это странное путешествие продолжалось большую часть той горячечной бессонной ночи.
Галлюцинации появлялись у Энн, только когда она закрывала глаза, но стоило их открыть, как все видения тут же рассеивались[68]. Правда, при делирии бывают галлюцинации, которые кажутся элементами реальной картины мира, так как больные видят их с открытыми глазами.
Ричард Х. пробыл в делирии несколько дней после операции на позвоночнике. На следующий день после операции, лежа на койке и глядя в потолок, Ричард вдруг увидел в углах по краям потолка множество животных – это были мелкие создания, размером с мышей, но с головами оленей. Зверьки были живыми, ярко окрашенными и постоянно двигались. «Я знал, я был твердо уверен, что они настоящие, – рассказывал больной, – и был страшно удивлен тем, что мой сосед по палате их не видит». Это отнюдь не поколебало убежденность Ричарда в подлинности галлюцинации. Наоборот, он был поражен и раздосадован тем, что его сосед – художник по профессии – мог быть настолько слеп, чтобы не видеть таких ярких тварей. (Обычно он все видел первым и очень хорошо подмечал детали.) У Ричарда даже не возникло мысли о том, что это могла быть галлюцинация. Видение было странным («я не привык к фризам с оленьими головами на мышиных телах»), но сам больной ни минуты не сомневался в его подлинности.
На следующий день у Ричарда, поэта, преподававшего в университете литературу, возникла еще одна необычная галлюцинация, «литературная инсценировка». Врачи, сестры и санитарки, одетые в костюмы литературных персонажей XIX века, репетировали спектакль. Ричарду очень понравилось это представление, несмотря на то что другие зрители отнеслись к нему не так снисходительно. «Актеры», не смущаясь, переговаривались между собой и с Ричардом. Представление, как ему казалось, развертывалось на нескольких этажах госпиталя одновременно; потолки стали прозрачными, и Ричард мог видеть, что происходило на всех этажах. Участники наперебой спрашивали его мнение, и Ричард отвечал, что представление было просто восхитительным, ему все понравилось. Рассказывая мне эту историю шесть лет спустя, больной, улыбнувшись, признался, что само воспоминание о том спектакле до сих пор доставляет ему большое удовольствие. «Это был особенный момент», – сказал он.
Ричард – большой поклонник Генри Джеймса, и так случилось, что делирий был и у самого Джеймса, когда он в декабре 1915 года умирал от пневмонии и лихорадки. Вот как описывает это состояние Фред Каплан в своей биографии Джеймса: