Галлант

Оливия тоже смотрит. Смотрит, как пробирается сквозь заросли роз ее мать с развевающимися волосами, как шагает вперед дядя, сжимая кулаки, смотрит на старика и юную девушку и еще десяток незнакомых лиц. Они идут, вооружившись лопатами и клинками.

Смерть снисходительно глядит на нее и произносит довольно:

– Мы уже проходили это, мышонок, разве не помнишь?

Конечно, она помнит.

Гули за стеной принадлежат ему.

«Но те, что в Галланте, – думает Оливия, – принадлежат мне».

Его ухмылка тает.

Он поворачивается к собравшимся вокруг гулям. Старым и молодым, сильным и истощенным. Скольких он сгубил? Скольких уморил? Внизу, у стены, за открытыми вратами стоят другие Прио́ры и ждут, чтобы утащить его домой. А впереди всех – мальчик, тот, что умер два года назад на той стороне.

Смерть рассекает рукой воздух, кое-кто из призраков начинает мерцать, но ни один не исчезает.

– Вы – ничто, – фыркает он, когда они подходят ближе. – Вам меня не убить.

И конечно хозяин прав. Смерть нельзя убить. Потому-то вы ее и изгоняете.

Призраки обвивают его будто плющом, теряя свои очертания в сплошной массе теней, и гонят через сад, в открытые врата, назад – за стену. Обрушиваются на него, словно волна на берег.

Оливия бежит следом, руки уже обагрены кровью – отчасти своей, отчасти Мэтью. Оказавшись у двери, она захлопывает створку, прижимая ладони к железу, и думает: «Своей кровью я запечатываю эти врата». Гудит, проворачиваясь, замок.

Дверь запечатана, та сторона скрыта железом и камнем. Сад окутывает тишина. Ночь замирает.

Ханна и Эдгар спешат к Оливии. К Оливии и фигурке, лежащей на склоне.

Мэтью.

Оливия первой добирается до него и падает на колени. Он такой неподвижный, глаза смотрят в небо. Ей страшно – вдруг он уже ушел, но тут она замечает движение век. Мэтью едва дышит, тело его почти уснуло.

– Все кончено? – спрашивает он чуть слышно, одними губами.

Оливия кивает. Ханна опускается рядом, с другой стороны. Эдгар кладет руку ей на плечо.

– О, Мэтью… – Экономка нежно гладит его волосы.

Может быть, он поправится? Может быть, ему просто нужен отдых…

Может быть… Но стоя возле него на коленях, Оливия чувствует запах крови, что пятнает ее, сочится в землю. Крови так много.

– Оливия… – негромко говорит он, и пальцы его подрагивают.

Она берет брата за руку, склоняется ниже.

– Побудь рядом, – шепчет Мэтью, – пока я не усну.

Стиснув зубы, чтобы не заплакать, Оливия кивает.

– Я не… – он нерешительно медлит, тяжело сглатывает, – не хочу остаться один.

Конечно, этому не бывать. Она с ним, как и Ханна, и Эдгар. И вдруг из тьмы появляется призрак. Рядом с сыном на колени опускается Артур Прио́р. Тянется к нему и поглаживает воздух возле его головы.

И наконец Мэтью закрывает глаза и обретает покой. Больше он не просыпается.

Но они все равно сидят с ним до рассвета.

Эпилог

Оливия стоит на коленях среди розовых кустов. Сад овевает прохладный ветерок, что подхватывает опавшие листья и лепестки, уносит их прочь – лето окончательно пошло на убыль.

Зашипев от холода, Оливия плотнее кутается в куртку. Вещь принадлежит ее матери – смелый синий наряд с белой отделкой. Он все еще велик, но рукава можно закатать, подол – подшить, и однажды куртка наверняка придется впору. Пока же она защищает тело от ветра и кожу от колючек, когда Оливия подрезает серые сорняки, что по-прежнему пробиваются сквозь израненную землю, путаясь среди растений.

Какое упорство, думает Оливия.

Но и она упорна. Оливия поднимается, обозревая проделанную работу. Несколько кустов роз у дома уцелело, хотя все остальное волной захлестнула смерть. Ушла неделя, чтобы расчистить загубленный сад, подпитать почву и попытаться начать заново.

Все вырастет, твердит себе Оливия. Если смерть – часть жизненного цикла, то и рождение тоже. Все увядает, и все расцветает. Руки касались почвы с наслаждением. Еще лучше стало, когда пробилась свежая трава.

Эдгар говорит, у Оливии дар, она прирожденный садовник.

Это не магия, не та, которой Оливия обладала по ту сторону стены, но хоть что-то. Со временем, при должном уходе, сад в Галланте станет прежним. А кое-что другое – нет.

Взгляд скользит вниз, к стене. Там, посреди иссохшей травы, высится гладкий белый камень. Склон лежит в тени, и камень выделяется на фоне серой земли, словно кость. Его помог установить Эдгар, чтобы отметить место, где упал Мэтью.

Конечно, похоронили кузена не там. Мэтью покоится рядом с отцом, за рощей фруктовых деревьев на фамильном кладбище.

Но Оливии казалось, так будет правильно, и каждый раз, когда ее взгляд устремляется к воротам в стене, он вместо этого останавливается на камне.

Валун служит напоминанием в те ночи, когда мрак нашептывает ей на ухо и пытается уговорить выйти наружу и вернуться, вернуться домой.

Но дом – это выбор, и Оливия выбрала Галлант.

За стеной осталась лишь одна вещь, по которой она скучает. Маленькая зеленая книжка с выдавленной «Г» на обложке. Записки матери, рисунки отца. Пальцы вздрагивают, как и всегда, когда Оливия вспоминает о дневнике.