Саша вытащила из ушей наушники, бессовестно оборвав Александра Васильева на полуслове, и удивленно уставилась на нечто, завернутое в газету, в своих руках. По форме предмет напоминал тонкую книгу большого формата, да и нашла она его на полке среди старых книг, но Саша терялась в догадках, почему только эта книга завернута в газету – она перевернула буквы в нужное положение – датированную пятнадцатым ноября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Спустившись со стремянки, на которой стояла, протирая пыль в самых захламленных углах квартиры, Саша села на диван и еще раз покрутила в руках свою находку.
Этой ночью выспаться ей все же было не суждено. В квартиру на Среднем проспекте они приехали почти в одиннадцать вечера, после чего Максим еще долго отпаивал ее чаем с мятой от истерики и уговаривал немного поспать. Спать Саша не хотела, боялась возвращения своих кошмаров, но все же была вынуждена согласиться пойти в постель. Во-первых, все еще действовало снотворное, и с каждой минутой голова болела все сильнее, а кофе уже не оказывал бодрящего эффекта, от него оставалась только сильнейшая тахикардия. Во-вторых, у Максима с утра были какие-то дела, а ложиться спать без нее и оставлять ее одну он отказывался. До постели они добрались только в час ночи. Максим оставил включенным ночник и крепко прижал ее к себе, обещая не выпускать из объятий всю ночь. Каждый из них надеялся, что кошмар остался в квартире на Капитанской и не последовал за ними.
Саше даже удалось уснуть и спокойно, без сновидений, проспать некоторое время, однако где-то среди ночи она все же проснулась от того, что сердце больно ударилось о ребра. Она распахнула глаза и… ничего не увидела. В спальне царила полная темнота, не освещалось даже окно, хотя эта квартира находилась всего на третьем этаже и выходила окнами на улицу, а не во двор. По всей видимости, либо городские власти решили сэкономить и отключить на ночь уличное освещение, либо произошла какая-то авария в электросетях, но ни один фонарь не горел, а привычное хмурое небо Санкт-Петербурга не давало пробиться к земле лунному свету.
Максим, уснув, все же отпустил ее, либо же она сама вывернулась из его объятий, но теперь он сопел на другом конце кровати. Причем именно сопел. Так, как обычно дышат люди во время болезни, когда у них заложен нос. Саша нахмурилась: вечером он не проявлял никаких признаков болезни. Впрочем, даже если бы он находился в полуобморочном от жара состоянии, она бы все равно не заметила, поскольку сама была в таком же, только от страха.
– Макс, – тихо позвала Саша, повернувшись в его сторону. – Максим?
Одновременно она пыталась вспомнить, есть ли в этой квартире какое-нибудь лекарство от насморка и вообще какая-то аптечка. Максим шевельнулся и тяжело вздохнул, но не проснулся.
– Максим, – снова позвала Саша.
– Что? – наконец сонно отозвался тот с другой стороны кровати.
Саша резко подскочила, чувствуя, как сердце снова сорвалось в галоп. Она совсем забыла, что в этой квартире кровать стоит иначе и Максим спит с другой стороны. Чужое сопение по-прежнему раздавалось совсем рядом.
– Что случилось? – Максим коснулся ее плеча, и Саша вздрогнула еще сильнее.
– Он здесь… – прошептала она, – он снова здесь. Включи свет!
Максим быстро потянулся к выключателю лампы, смутно припоминая, что оставлял ее включенной, и щелкнул им, но свет так и не загорелся.
– Что за черт? – пробормотал он, щелкая кнопкой.
– Бог мой… – выдохнула Саша.
– Подожди, подожди, я сейчас.