– Ну что, пойдем покурим? – предложила Катя, и Лена с готовностью согласилась. Вообще-то она не курила, но умела – в том смысле, что пробовала несколько раз, считая, что актрисе подобный навык необходим.
Выйдя на улицу, Катя достала из сумочки пачку сигарет и протянула Лене одну из них – длинную, темную, похожую на сигару, только тонкую. Лена, чуть поколебавшись, взяла. На ее счастье, сигареты оказались легкими, ментоловыми.
– А ты сама-то как готовилась? – спросила она Катю.
– Я с репетитором занималась. С артистом из нашего местного театра, хороший такой дедок, с юмором… Но, если честно, и не надеюсь сейчас поступить, всего-то третий год пробую.
– Третий – это «всего-то»?
– А что ты удивляешься? С первого раза почти никто не поступает, если только блатные. Тут люди по пять раз приходят, по шесть… Ну, сама посуди: конкурс триста человек на место, прикинь свои шансы! Первый-то раз я, как дура, только в Щуку поступала. Ну и вылетела на первом же туре, конечно. Сунулась в другие вузы – поздно, раньше надо было приходить… А в прошлом году я уже заранее везде документы подала: и сюда, и в Щуку, и в ГИТИС, и во ВГИК… И все отборочные уже весной проходила.
– И что – нигде не получилось?
– Не-а… – с досадой покачала головой Катя и тут же добавила: – Но я решила, буду пробовать еще. Это моя идея фикс – стать актрисой. Иначе не могу и не хочу. Чувствую, что это мое. Понимаешь?
Лена кивнула. Она понимала, как никто, сама чувствовала то же самое.
Первые свои московские ночи Лена ночевала на вокзале, сидя на жестком стуле в зале ожидания. Сначала ей казалось, что так спать вообще невозможно, но в последнюю ночь перед экзаменом она вдруг заснула, отрубилась так, что, кажется, из пушки не разбудишь. И только чудом не проспала. Уже привычно умылась, причесалась и накрасилась в вокзальном туалете, там же переоделась в лучшее свое платье, предварительно извлеченное из чемодана и расстеленное поверх него в ячейке камеры хранения.
Всю дорогу до училища Лену колотило мелкой дрожью, которая почему-то никак не унималась. Дверь аудитории, где проходил экзамен, постоянно хлопала от беспрестанно мотающихся туда-сюда людей: абитуриентов, членов приемной комиссии, и девушку это нервировало еще сильнее. Сжавшись в нервный комок, она ждала, ждала, но когда вдруг услышала свою фамилию, то чуть не подпрыгнула от неожиданности. Окинув ошалелым взглядом стоящих рядом абитуриентов, поймав легкий оттенок сочувствия в их глазах, она оторвалась от стены и прошла в аудиторию. Члены приемной комиссии, восседавшей за длинным столом, казались какими-то агрессивными и уже загодя настроенными против нее. Среди них был известный артист, которого она точно много раз видела в кино и по телевизору, но Лена никак не могла вспомнить его фамилию.
– Что вы готовили? – спросили ее как-то резко, словно желая поскорее отделаться.
– Монолог Чацкого, – пролепетала Лена.
Члены комиссии удивленно переглянулись. Ей даже показалось, что послышался легкий смешок.
– Пожалуйста, приступайте, – вежливо сказал председатель, седой импозантный мужчина.
И Лена начала. Начала – и тут же поняла, что читает ужасно. Еще вчера, когда она репетировала, ей казалось, она может раствориться в словах героя, прочувствовать всю их глубину, а вот сейчас, в решающий момент, стоя перед такой важной публикой, почувствовала, что ничего не получается. Словно эта девочка, читающая монолог, и она сама – два разных человека, две разных души, и она наблюдает за той, говорящей, откуда-то издали… Где-то внутри противно засосала холодная пустота – предчувствие дикого провала. Она точно делает что-то не так! Мешало все – и чересчур яркий свет, и воспоминания о том тоне, которым ей сказали «Что вы готовили?» (словно обрубили всякую надежду), а сильнее всего мешал все более нарастающий смех. Что такое? Разве она говорит что-то смешное? Почему они смеются? Они издеваются над ней? Тем временем смех рос с поразительной скоростью так, что Лена наконец смутилась и сбилась. Она смущенно посмотрела на седого мужчину, того самого, что попросил начать. Почему-то казалось, что из всех он – самый сердечный и доброжелательный. Но он, почему-то тоже посмеиваясь, вдруг сказал, сдерживаясь:
– Мне кажется, текст для вас не очень подходит. Как бы это сказать… не фактурный…
Как и ожидала, своей фамилии в списке прошедших на второй тур на другой день она не нашла. Тяжелым шагом вышла из училища. Куда теперь идти? Что делать? Ехать домой? Чтобы все подняли ее на смех? А что скажет мама? Начнет с какой-нибудь фразы типа «Я так и думала…», а затем посыплются укоры и упреки. Дико, странно и глупо, но почему-то Лена «так не думала», совсем даже не ожидала своего провала. И если раньше она в ответ на вопросы подруг только отшучивалась: «Не поступлю – буду тогда думать о другой профессии», то сейчас еще сильнее и четче почувствовала, как велико в ней желание стать актрисой. Она не хочет думать о другой профессии, она будет добиваться своего! В конце концов, не она первая, не она последняя провалилась. Вот Катя говорила…