Галапагосы

Когда Уэйт понял, что нужно давать деру из этой трехкомнатной квартиры на Саттон-плейс, расшитые гербами сатиновые простыни принца были забрызганы спермой - множеством головастиков королевского рода, наперегонки спешащих в никуда. Он ничего не прихватил, уходя, и не оставил отпечатков пальцев. Швейцар в подъезде, видевший, как он входил и выходил, смог немногое сообщить полиции о внешности Уэйта: лишь то, что тот был белокожий и худощавый молодой человек, одетый в голубую велюровую рубашку с неспоротым ценником.

В образе миллионов королевских головастиков на сатиновой простыне, бесцельно стремящихся неизвестно куда, было также нечто пророческое. Весь мир, за исключением Галапагосских островов, в отношении человеческого семени должен был вскоре стать подобием такой простыни.

30

Я бы даже сказал, не вскоре, а в мгновение ока.

Теперь пришла пора поставить звездочку и перед именем Джеймса Уэйта - в знак того, что после *3игфрида фон Кляйста настанет черед умереть ему. *3игфриду предстояло войти в голубой туннель первым, в ближайшие полтора часа, тогда как *Уэйт должен был последовать за ним через четырнадцать часов, предварительно обвенчавшись с Мэри Хепберн на залитой солнцем палубе «Bahia de Darwin», в открытом море.

Ибо давно сказано «Мандараксом»:

Все хорошо, что хорошо кончается.

Джон Хейвуд (1497?-1580?)

Это высказывание как нельзя лучше подходит к жизни *Джеймса Уэйта. Он явился в этот мир - в глазах всех - дьявольским отродьем, и почти немедленно у него начались тяжкие испытания. И вот теперь он, будучи так близок к концу, с неведомой ему прежде радостью кормил девочек из племени канка-боно. Они были преисполнены благодарности к нему, а совершить это благодеяние не составляло труда, поскольку бар ломился от закусок, гарниров и приправ. Ему просто не представлялась прежде возможность проявлять благотворительность, но вот она наконец появилась, и он наслаждался ею от души. Для этих малолеток *Уэйт служил воплощением самой жизни.

А затем появилась вдова Хепберн, выхода которой он ожидал весь день. И ему даже не пришлось завоевывать ее доверие. Он понравился ей с первого взгляда благодаря тому, что кормил этих детей, - и, вспомнив, сколько голодных детей ей довелось видеть накануне, по дороге из Международного аэропорта Гуаякиля, она произнесла: «Ах, как это прекрасно! Как это прекрасно с вашей стороны!» Ибо она предположила - и никогда уже не думала иначе, - что этот человек заметил толпившихся снаружи детей и пригласил их зайти, чтобы покормить.

- Почему я не могу быть такой, как вы? - продолжала Мэри. - Я сидела у себя наверху и занималась лишь тем, что жалела себя, - вместо того, чтобы быть здесь с вами и делиться всем, что у нас есть, с этими бедными детьми, стоящими на улице. Мне так стыдно за себя, но с моими мозгами в последнее время что-то неладно. Порой я готова их просто убить.

Она принялась заговаривать с малолетками по-английски - на языке, который те так никогда и не научатся понимать. «Ну как, вкусно? - спрашивала она и затем вновь: - Где ваши мамы и папы?» И так далее в том же духе.

Девочкам не суждено было выучить английский, поскольку наречие канка-боно с самого начала стало языком большинства колонистов на Санта-Росалии. Через полтора века ему предстояло стать языком большей части человечества. А еще сорок два года спустя - единственным его языком.

Мэри не было нужды раздобывать девочкам лучшую пищу. Питание, состоявшее из арахиса и апельсинов, которые в изобилии имелись за стойкой бара, было для них идеальным. Малышки выплевывали все, что казалось им несъедобным: вишни, зеленые оливки и мелкие маринованные луковички. Так что помощь им была не нужна.

Поэтому Мэри и *Уэйт могли просто наблюдать за ними и болтать, знакомясь друг с другом.

*Уэйт распространялся о том, что, по его убеждению, люди живут на земле, чтобы помогать друг другу, - вот почему он кормит этих детей. Дети - будущее планеты, сказал он, и потому являются главным ее природным богатством.

- Позвольте представиться, - наконец произнес он. - Меня зовут Уиллард Флемминг, я из Мус-Джо, штат Саскачеван.

Мэри в ответ рассказала, кто она и что: вдова и в прошлом преподаватель. На что *Уэйт выразил свое восхищение учителями и признательность за то влияние, которое они оказали на него в юности.

- Если бы не мои школьные преподаватели, - сказал он, - мне бы ни за что не поступить в МИТ. Я бы, вероятно, вообще не пошел в колледж, а работал бы автомехаником, как мой отец.

- И кем же вы стали? - спросила она.

- Полным ничтожеством - с тех пор, как жена умерла от рака, - печально отозвался он.

- Ах! - промолвила она. - Простите, я не хотела...

- Ну, вы ведь в этом не виноваты, верно? - успокоил он ее.

- Верно, - промолвила она.

- А до этого, - вновь заговорил он, - я был инженером по ветряным мельницам. Я носился с безумной идеей ввести повсюду использование этой чистой и бесплатной энергии. Вам она тоже кажется безумной?

- Замечательная идея, - возразила она. - Как раз то, о чем мы часто разговаривали с мужем.