«Попытал счастья на Скалькемонде. Даже я могла бы ему посоветовать не испытывать судьбу на третьей планете — ведь для скальков важнее всего соблюдение приличий и порядок. У них все нужно делать именно так, а не как-нибудь иначе — а это как раз то, на что Форенс совершенно неспособен. Не прошло и двух лет, как он устроил там чудовищный скандал, его выгнали со Скалькемонда и запретили возвращаться. Что ему оставалось? Он взял и вернулся сюда, такой же довольный собой и наглый, как всегда! Я напомнила ему о нашей «священной любви», но он только промолчал и отвернулся. Увы, к тому времени я заметно прибавила в весе. Форенс обратился к моему отцу — он хотел выкупить свою аппаратуру за полцены, но отец и слышать об этом не хотел. Поэтому Форенсу пришлось заняться местной практикой, чтобы заработать деньги — и кого он выбрал сожительницей? Не меня, а потаскуху Импи! Похоже на то, что она с самого начала имела на него виды, распутница! А, что об этом говорить? Теперь ей не лучше, чем мне».
Хетцель почувствовал, что от него ожидается какая-то реакция, и заметил: «Ей, пожалуй, еще хуже. По меньшей мере вы сохранили достоинство!»
Оттилия кивнула с такой решительностью, что все ее светлые кудри взметнулись: «Ей приходится обслуживать всякую сволочь. Я, хотя бы, имею дело с достойными людьми».
Хетцель предположил, что рюмка-другая сублюмового коньяка неплохо сочеталась бы с сидром, изготовленным из того же фрукта; Оттилия всецело поддержала его гипотезу.
«На мой взгляд, — задумчиво сказал Хетцель, — в Масмодо недостаточно клиентуры для того, чтобы поддерживать существование двух врачей».
«Совершенно верно! Хотя здесь больше пациентов, чем может показаться на первый взгляд — все побережье заселено аршами и «собачьими бородами», а выше по склонам горы Йоко живут садоводы, поставляющие сублюм. Примерно к тому времени отец заболел и отошел от дел. Все пациенты стали обращаться к Форенсу — несколько лет он и эта мегера Импи были самыми занятыми людьми в Масмодо. И днем, и ночью, разумеется. Так или иначе, Форенс выплатил долг моему отцу и забрал свою драгоценную аппаратуру, а в придачу стал заведовать лазаретом. Он хотел заполучить и коттедж, но отец наотрез отказался переезжать. Теперь за ним ухаживала Зерпетта, и он чувствовал себя вполне комфортабельно среди всех своих сувениров — почему бы он стал причинять себе такое неудобство?»
«Почему бы, действительно? — Хетцель поднес бутыль к бокалу собеседницы. — Попробуйте этот превосходный коньяк».
«С удовольствием!»
Хетцель щедро наполнил бокал: «Пожалуйста, не прерывайте рассказ — он чрезвычайно занимателен».
«Мне еще есть о чем рассказать. Форенс начал делать удивительные вещи — буквально творить чудеса. Один из аршей — как его звали? — Сабин Крю — выпал из лодки. На него набросился морской скелет и растрепал его, как лепестки ромашки. Его вытащили в корзине для белья — от бедняги Сабина не осталось ничего, за что можно было бы ухватиться. Но Форенс им занялся с пристрастием. И добился успеха — по меньшей мере, сохранил жизнь Сабину, после чего все арши и даже собачьи бороды стали обращаться с недугами к доктору Дакру, хотя некоторых останавливали слухи».
«Какие слухи?»
Оттилия осторожно посмотрела по сторонам: «Кто знает, правда это или нет? Можно ли поверить в то, что у доктора Дакра есть секретная лаборатория дальше по берегу, у «Бара Тинкума», где он ставит странные эксперименты и пытается скрестить собачью бороду с пламенеоном?»
«В это трудно поверить, — заверил Оттилию Хетцель. — Тем более, что я представления не имею о том, кто такие собачьи бороды и кто такие пламенеоны».
«Собачьи бороды — безнадежный народ, бродяги, живущие на пляжах, главным образом в нашей, южной части архипелага. Вы говорите, что никогда не видели пламенеона?»
«Никогда».
«О, тогда вас ожидает своего рода потрясение! Пламенеоны — важнейшие аборигены Гитерсмонда, двуногие перистые твари. Они питаются фруктами — — у них невероятно яркая, причудливая окраска: роскошные розовые и лиловые хохолки, оранжевые пушистые шары по бокам и золотистые рога. С какой стати Форенс решил бы скрещивать людей с расфуфыренными туземными чудищами, не могу себе представить. Любой разумный человек понимает, что это невозможно. Тем не менее, кто-то донес на Форенса — все считают, что это сделал отец. Срочно прибыл медицинский инспектор, и скандалу не было конца — даже если Форенс не делал ничего плохого в лаборатории у «Бара Тинкума», он здорово провинился в чем-то еще. Ему пришлось закрыть практику, он уехал из Масмодо и больше не возвращался».
«Когда это было?»
«Примерно два года тому назад, точно не помню».
«И куда он направился в этот раз?»
Оттилия пожала обширными плечами: «Может быть, Импи знает. Она надела лучшее платье, упаковала багаж, вынесла чемоданы на улицу и стала ждать — но Форенс, как прежде, так и не появился. Через некоторое время она отнесла багаж домой и переоделась в обычное тряпье. Теперь Импи отказывается даже словом помянуть Форенса Дакра, хотя время от времени я пытаюсь разговорить ее и вспомнить былое».