Гай Мэннеринг, или Астролог

Плейдел на некоторое время уезжал, но потом вернулся, как и обещал, на рождественские каникулы. В Элленгауэне он застал одного только полковника, занятого составлением плана нового дома и парка. Мэннеринг был большим знатоком этого дела и занимался им очень охотно.

— Ага, вот вы чем увлекаетесь! — воскликнул адвокат. — А где же наши дамы, где прелестная Джулия?

— Они отправились погулять с молодым Хейзлвудом, Бертрамом и другом его, капитаном Деласером, который у нас гостит. Они пошли посмотреть, как лучше построить новый домик в Дернклю. Ну, а каковы ваши успехи?

— Все идет как по маслу, — отвечал адвокат. — Мы передали дело нашего молодого друга на рассмотрение лорда-канцлера, оно было представлено суду жезлоносцев, и сейчас он признан законным наследником.

— Суд жезлоносцев? А что это такое?

— Ну, это своего рода судейские сатурналии[363]. Надо вам сказать, что жезлоносцем, иначе говоря членом нашего верховного суда, по существующему положению может быть только невежда.

— Что же, это неплохо.

— Так вот, наше шотландское уложение, шутки ради вероятно, объединило этих невежд в особую коллегию, занимающуюся делами, связанными с установлением происхождения и родства, вроде, например, дела нашего Бертрама. И им зачастую приходится разрешать самые сложные и запутанные вопросы этого рода.

— Но это же черт знает что такое! По-моему, это очень затрудняет дело, сказал Мэннеринг.

— Ничего, у нас есть одно практическое средство против всяких нелепых теорий. Один или двое судей становятся тогда помощниками и советчиками своих же собственных слуг. Но знаете, что еще Нунций[364] сказал:

«Multa sunt in moribus dissentanea multa, sine ratione»[365].

Так или иначе, эти судейские сатурналии сделали свое дело. И выпили же после этого мы бургундского у Уокера! У Мак-Мордана глаза на лоб полезут, когда ему счет подадут.

— Ничего, — сказал полковник, — это мы как-нибудь переживем да сверх того еще у миссис Мак-Кэндлиш для всего народа пир устроим.

— А Джока Джейбоса главным конюхом сделаете? — добавил адвокат.

— Может быть, и сделаю.

— А где же Дэнди, наш грозный лидсдейлский лэрд? — спросил Плейдел.

— Вернулся к себе в горы, но дал обещание Джулии нагрянуть к нам летом со своей хозяйкой, как он ее называет, и с детьми, которых и не сосчитать.

— Со всеми этими кудрявыми чертенятами! Тогда надо будет мне тоже приехать с ними в прятки да в жмурки поиграть. А это что такое? — спросил Плейдел, глядя на планы. — Посередине башня, вроде Орлиной башни в Карнарвоне[366]… corps de logis[367], черт возьми, одно крыло, да еще другое крыло. Такой замок целое поместье Элленгауэн себе на спину посадит да еще того гляди улетит с ним.

— Придется тогда в качестве балласта приложить к нему несколько мешков с индийскими рупиями, — заметил полковник.

— А, так вот оно что! Насколько я понимаю, этот молокосос отбил у меня мою красавицу Джулию.

— Выходит, что так.

— И негодяи же они, эти postnati[368], вечно они нас, стариков, оттеснят, — сказал Плейдел. — Но в таком случае пусть она свое расположение ко мне по наследству передаст Люси.

— По правде говоря, боюсь, что вас и тут обойдут с фланга, — ответил полковник.

— Да неужели?

— Сэр Роберт Хейзлвуд был здесь с визитом у Бертрама, — сказал полковник. — Он что-то думает, и считает, и полагает…

— О боже, только избавьте меня от тройных и четверных фраз нашего уважаемого баронета!

— Одним словом, — сказал Мэннеринг, — он рассудил, что так как поместье Синглсайд вклинивается между двумя его фермами, а до Элленгауэна оттуда миль пять, то весьма возможно, что обе стороны сойдутся на какой-нибудь купле-продаже, или обмене, или взаимном контракте.

— Ну, а что же Бертрам?..

— Так вот, Бертрам ответил, что он признает первое завещание миссис Маргарет Бертрам за самое справедливое при настоящих обстоятельствах и что, в соответствии с ним, поместье Синглсайд становится собственностью его сестры.

— Негодный, — сказал Плейдел, протирая очки, — значит, он собирается похитить мое сердце, так же как украл мою возлюбленную. Et puis?[369]

— А потом сэр Роберт, наговорив разных любезностей, уехал, но на прошлой неделе снова возобновил атаку, на этот раз уже в карете, запряженной шестеркой лошадей, в расшитом красном жилете, в самом пышном парике, словом — в полном параде.

— И что же он возвестил?

— Он очень пространно говорил о том, что Чарлз Хейзлвуд любит мисс Бертрам.

— Ах вот как! Он возымел уважение к маленькому купидону, когда увидел, что тот взобрался на высоты Синглсайда! Так неужели же бедная Люси будет жить вместе с этим старым колпаком и с его женой — это ведь настоящий солдат в юбке?

— Нет, мы все решили иначе. Дом в Синглсайде переделают для молодых, и он будет тогда называться Верхним Хейзлвудом.

— А сами-то вы, полковник, собираетесь оставаться в Вудберне или нет?

— Только до тех пор, пока все наши планы не будут осуществлены. Вот проект моего загородного домика, здесь я смогу, когда захочу, оставаться один и грустить.