Габриэлла

Недаром же на вратах Бухенвальда было начертано: Arbeit macht frei. Значит, не мудрствуй, а потрудись. Jedem das Seine. Слесарю — слесарево.

Нас не разнежит, не убаюкает адриатическая истома. Северный ветер родной истории надежно заледенил наши легкие, а землю сделал местом зимовки. Зацикливаться на этом не нужно.

Нужно — скорей завершить работу.

Нужно — удобней усесться в кресле.

Задуматься, наконец, вплотную.

Понять, наконец, что с собой делать.

И основательно поразмыслить над будущим, которого нет.

Ни у тебя, ни у всех твоих книжек. Если дела пойдут и дальше в нынешнем духе, то в скором времени на этой планете не обнаружат ни типографии Гутенберга, ни словолитни Ивана Федорова. Когда еще Александр Сергеевич предвидел "будущего невежду". Правда, и тот сохранял способность все же прозреть и удивиться — выдохнуть: "То-то был поэт!".

Тебе же, старик, надеяться не на что. Понятно, что от тебя не останется даже щепотки праха и пепла. Но если, непостижимым образом, выживет, уцелеет, вздрогнет одно-единственное словечко, одно-единственное, соединившее твое прощанье и твой привет, хоть горсточка юношеской мечты, то обретет подобие смысла вся твоя длинная, неприкаянная, вся твоя несуразная жизнь. Столько в ней слякоти и лузги, но все-таки были и вспышки солнца".

Дождь словно набирал с каждой каплей все бо€льшую неудержимую силу.

Однако Безродов то ли не чувствовал вдруг рухнувшего с неба потока, то ли, наоборот, желал его. Хотелось, чтоб он становился все злее.

Хотелось не благодатного ливня, не вешней грозы — второго потопа, который бы смыл с лица планеты все то, что так ее изуродовало.

Июнь 2009