GA 5. Фридрих Ницше. Борец против своего времени

Полагаю, в последней статье мне удалось показать, что учение Ницше о «вечном возвращении всех вещей» представляет собой анти–идею к той, что, исходя из точки зрения, представленной в его «Курсе философии», отстаивал Дюринг. Хотелось бы указать еще на то, что сказал сам Ницше относительно такого вот образования анти–идей. На с. 65 XI тома Собрания сочинений Ницше читаем следующий афоризм: «Что такое реакция в случае точек зрения? Когда некое воззрение перестает вызывать интерес, мы пытаемся снова сообщить ему привлекательность, прикладывая его к противоположному. Впрочем, обычно противоположная точка зрения оказывается соблазнительной и собирает отныне новых приверженцев: она сделалась между тем более интересной». Приведу еще кое–какие доводы в пользу того, что Ницше понимал эту идею «вечного возвращения» не иначе как естественнонаучную. Так, г–жа Лу Андреас–Саломе вначале в журнале «Фрайе бюне» (май 1892 г.), а впоследствии — в написанной ею книге «Фридрих Ницше в своих сочинениях» сделала интересное для установления фактического положения дел сообщение, при том, что вся книга этой дамы, на протяжении нескольких месяцев в 1882 г. общавшейся с Ницше, дает о его учении совершенно неверное представление. Г–жа Лу Саломе утверждает: «Уже в результате поверхностного изучения вопроса Ницше убедился в том, что научное обоснование идеи возвращения на основании атомистической теории неосуществимо. Так он пришел к выводу о неоправданности своего опасения, что роковая мысль окажется неопровержимо истинной, а тем самым ему представилось, что с него снято бремя обязанности, груз этой грозно нависавшей над ним судьбы: возвестить эту идею во всеуслышание. Однако здесь произошло нечто необычное: постижение сути дела вовсе не дало ему чувства освобождения, и Ницше повел себя прямо противоположным образом. С того самого момента, когда внушавший страх рок, казалось бы, от него отступил, он решительно взвалил его на плечи и понес свое учение к людям. В тот самый миг, когда его мрачное опасение оказалось недоказуемым и несостоятельным, оно словно по волшебному мановению утвердилось в нем до несокрушимого убеждения. То, что призвано было сделаться научно доказанной истиной, приняло характер мистического откровения, и с этих пор Ницше придает своей философии вообще в качестве окончательного обоснования, взамен научного фундамента — внутреннее озарение, свою собственную, личную интуицию». Против этого воззрения г–жи Л у Андреас–Саломе, которая преобразовала изначально научную идею в уме Ницше — в мистическое озарение, возражает старинный друг Ницше Петер Гаст. Он делает это в своем действительно выдающемся и глубоком введении к «Человеческому, слишком человеческому». Гаст осуждает всякий перевод воззрений Ницше в мистическую плоскость и говорит, что учение о возвращении представляет собой «учение об исчерпаемости, которое необходимо понимать чисто механистически, т. е. как космическое повторение молекулярных комбинаций». Итак, г–жа Лу Саломе соглашается, что поначалу, когда Ницше отстаивал идею возвращения, он размышлял «в пределах атомистической теории»; Петер Гаст соглашается с механическим пониманием, при исключении всякой мистики, которой г–жа Лу Саломе лишь запутывает все дело. Однако механическое представление есть анти–идея к пониманию Дюринга, и следовательно мы должны исходить из того, что в 1881 г. Ницше представлял это «вечное возвращение» в такой механической трактовке. Как только летом 1896 г. я получил от д–ра Кёгеля его копии «рукописи возвращения», я сделался решительным приверженцем концепции Петера Гаста. Мне пришлось отстаивать свою позицию против многих людей, вставших тогда на сторону мистического понимания.