Г'oра

— Слушай, Биной, — сказал он, — насчет этой твоей фантазии, будто в огрохайоне нельзя венчаться, — ведь это же ерунда! Я тебе говорю, что если ко всем нашим уставам да запретам каждый начнет добавлять еще какие-то свои семейные приметы, так у нас в Индии свадеб вообще никогда не будет.

Анондомойи, видя растерянность Биноя, пришла к нему на помощь:

— Биной знает Шошимукхи с пеленок, и, конечно, ему трудно представить ее своей женой. Вот он и выдумал про огрохайон, — сказала она.

— Так он бы так и сказал с самого начала, — проговорил Мохим.

— Даже в своих собственных чувствах порой бывает трудно разобраться, — ответила Анондомойи. — И что тебе не терпится, Мохим? Мало, что ли, ей женихов? Вот погоди, вернется Гора, он знает много хороших молодых людей; он сумеет выдать Шоши за кого-нибудь подходящего.

— Гм… — Лицо у Мохима вытянулось. Помолчав немного, он произнес: — Если бы ты, мать, не совала нам палки в колеса, Биной никогда и слова бы не сказал.

Биной хотел было в запальчивости возразить что-то, но Анондомойи опередила его:

— Ты не так далек от истины, Мохим, — сказала она. — Я просто не могла поощрять Биноя в этой затее. Он еще молод и, пожалуй, необдуманно мог бы решиться на этот брак, но только ничего хорошего из этого никогда не получилось бы.

Таким образом, защищая Биноя, Анондомойи приняла на себя весь гнев Мохима, и Биной оказался совершенно посрамленным в своем малодушии. Он хотел было поправить дело и сказать, что, собственно, и сам не слишком-то настроен жениться, но Мохим не стал дожидаться — он выскочил из комнаты, причем выражение лица его явно говорило: «Да, мачеха — это тебе не мать».

Анондомойи знала, что Мохим всегда держит наготове этот попрек. Она знала, что общество, не задумываясь, возлагает всю вину за семейные распри на плечи мачехи. Но не в ее правилах было сообразовывать свои поступки с тем, что о ней могут подумать люди. С того дня, когда она взяла на руки Гору, она порвала со всеми традициями и условностями, то есть вступила на путь, сделавший ее постоянной мишенью для нападок общества. Но Анондомойи, сама постоянно упрекавшая себя за то, что ей приходится скрывать правду, стала нечувствительной к чужим колкостям. Когда ее называли христианкой, она, прижимая Гору к груди, говорила только: «А что тут плохого?» Так, шаг за шагом, она совершенно перестала считаться с мнением окружающих и теперь слушалась только голоса своего сердца. Поэтому никакой упрек Мохима, высказанный или невысказанный, не мог помешать ей поступить так, как она считала правильным.

— Бину, — сказала вдруг Анондомойи, — ты ведь, кажется, давным-давно не был у Пореша-бабу.

— Да нет, ма, не так уж давно, — ответил Биной.

— Во всяком случае, ты ни разу не зашел к ним после той поездки на пароходе.

По правде говоря, времени с тех пор прошло не так уж много. Но Биной-то не забыл, что как раз перед этим он так зачастил в дом к Порешу, что почти перестал бывать у Анондомойи. С этой точки зрения замечание было справедливо: он, действительно, не был там давно — для себя, конечно.

Биной стал молча вытягивать нитку из края своего дхоти, но как раз в это время в комнату вошел слуга и доложил о приходе каких-то женщин. Биной хотел было поскорее уйти, чтобы не помешать, но пока они стояли, гадая, кто бы это мог быть, в комнату вошли Шучорита и Лолита. Теперь отступать было уже поздно, и Биной остался, не в силах, однако, нарушить смущенного молчания.

Обе девушки, приветствуя Анондомойи, взяли прах от ее ног. Лолита вообще не обратила внимания на Биноя. Шучорита же поклонилась и спросила, как он поживает. Затем, обращаясь к Анондомойи, пояснила ей:

— Мы из дома Пореша-бабу.

Анондомойи ласково пригласила их сесть, сказав:

— Вам не нужно представляться мне, милые мои. Хотя я никогда не видела вас, но для меня вы как родные.

Очень скоро девушки почувствовали себя у Анондомойи как дома. Шучорита попробовала вовлечь в разговор и Биноя, молча сидевшего в стороне от всех.

— Вы что-то давно у нас не были, — сказала она.

— Боялся исчерпать ваше гостеприимство, — ответил Биной, глядя на Лолиту.

— Разве вам неизвестно, что добрые чувства неисчерпаемы? — спросила с улыбкой Шучорита.

— Это-то он очень хорошо понимает, — засмеялась Анондомойи. — Если бы вы только знали, как он мне целыми днями покоя не дает своими капризами. — И она с нежностью посмотрела на Биноя.

— Это бог в моем лице испытывает терпение, которым он наградил тебя, — ответил Биной.

Шучорита легонько подтолкнула Лолиту:

— Слышишь, Лолита! Надо полагать, что нас тоже подвергли испытанию и забраковали в конце концов.

Заметив, что Лолита ничего не ответила, Анондомойи рассмеялась.

— На этот раз, — сказала она, — Бину занимается испытанием своего собственного терпения. Вы и не представляете себе, как он очарован вами, по вечерам он только о вас и говорил. Достаточно назвать имя Пореша-бабу, чтобы вызвать у него восторг.

С этими словами она взглянула на Лолиту, которая прилагала все усилия, чтобы сохранить невозмутимый вид, что ей, в общем, удалось, если бы не предательский румянец.