G.O.G.R. (СИ)

- Я понял, – процедил он, брезгливо сморщившись. – Ты гонялся за антидотом. Но ты хоть знаешь, что приняв его, ты умрёшь, потому что твоё собственное тело слишком старо, чтобы продолжать жизнь? Я же это прекрасно знаю и готов к уходу. Признаю, я переборщил с исследованиями и превратил себя в чудовище. Для меня теперь антидот – единственный выход, потому что чем дольше я живу – тем более чудовищным становлюсь. Всех своих рабов я отпустил, и поэтому могу себе позволить исчезнуть с чистой совестью. Но ты-то не меняешься дальше! – Генрих Артерран снова занял своё место в кресле, а гепард – сладко сонно потянулся, расправив когтистые лапы. – Зачем тебе антидот?? – Артерран подпёр аккуратно причёсанную голову рукой и вопросительно воззрился на собеседника.

- Я хочу умереть человеком и быть похороненным рядом со своими родными, – тихо сказал Никанор Семёнов. – Тебе, Гейнц, этого не понять, потому что ты превратил себя в чудовище. Хотя мог бы вместо этого найти лекарство от рака, например – ты же такой умный!

Генрих Артерран растянул кривую невесёлую усмешку и откинулся на спинку своего кресла.

- Лекарство от рака… Ха! – бросил он, не глядя на Никанора Семёнова. – Можно сказать, что я нашёл и такое лекарство. Образец триста семь убивает раковые опухоли, восстанавливает умершие и повреждённые клетки, поглощает вирусы… Он мог бы стать панацеей, если бы не отнимал человеческую сущность. Да, он делает всесильным, я сам в этом убедился. Но… всесильным чудовищем.

Никанор Семёнов так и не смог расслабиться здесь, хоть кресло под ним и было мягко́, как лебяжий пух. Свет роскоши бил его по глазам, наличие у ног Артеррана хищного зверя вселяло подспудный страх за собственную жизнь. Никанор Семёнов сидел, словно на иголках и часто ёрзал. Генрих Артерран давно заметил это ёрзание и понял, почему его собеседник так беспокоен, однако ничего не говорил, лишь насмехался про себя.

- Ты против всесилия для всех? – нарочито громко, с упором на «всех» поинтересовался Никанор Семёнов, уставившись в пол рядом с гепардом.

- Я против чудовищ, – спокойно ответил Генрих Артерран, докурив свою сигару. – В одном ты всё-таки, прав: человек должен быть человеком. И поэтому я против самого себя.

Никанор Семёнов вздохнул и тоже опёрся спиной о спинку кресла. Вид у него был пространный и безразличный, он изгнал из головы все мысли и старался не замечать ни кичливой роскоши вокруг, ни спящего гепарда, ни самого Генриха Артеррана, вернее, его саркастического и брезгливого фашистского тона. Он и так пришёл сюда, в это логово, помимо своей воли, потому что у него не было иного выхода. Кто ещё сможет сделать противоядие, кроме того, кто приготовил яд? Да, у Никанора Семёнова не было иного выхода, вот он и унижается перед ним, а Генрих Артерран даже ничуть не изменился за все эти долгие годы, которые подарил ему его «яд» – остался таким же алчным, таким же самодовольным и до сих пор жаждет абсолютной власти. Вон, как «забаранил» бедного туземца – ни одной мысли ему в голове не оставил!

- Гейнц, – произнёс Никанор Семёнов, стараясь выглядеть дружелюбным. – Я рассчитался со всеми своими долгами, закончил все свои дела. Дети мои давно выросли, живут своим умом и думают, что я мёртв. На службе я давно вышел в отставку…

- Считаешь, что тебе пора освободиться от образца? – догадался Генрих Артерран. – Тогда хочу сказать тебе, Никанор, что ты ещё не все дела закончил. Тебе придётся приехать в Донецк и сдаться менту Недобежкину – иначе он будет до скончания веков тебя искать. Ты у них там – главный подозреваемый, объявлен в республиканский розыск. Надо что-то с этим делать. – Артерран полез во внутренний карман своего пиджака, достал флакончик с чем-то прозрачным, похожим на воду, и поставил его на столик около бутылки вина. – Как ты считаешь?

Раскаявшийся во всём Никанор Семёнов был согласен сдаться – всё равно после приёма антидота ему долго не прожить. Как только разрушится в его организме образец – он умрёт от старости. Какая разница, где он умрёт – тут, на далёком Мадагаскаре среди джунглей, или же в родном Донецке, где у него уже есть могила, на которую родные дети приносят ему цветы?

- Хорошо, я сдамся Недобежкину, – согласился Никанор Семёнов. – Мне больше нечего терять, я поеду в твой Донецк и сдамся этому Недобежкину.

- Антидот подействует через сутки, – бесстрастно сообщил Генрих Артерран и налил в бокалы дорогого вина. – Он действует мгновенно, и ты не должен опоздать, – он откупорил маленький флакон с прозрачной «водичкой».

- Он не испортит вкус вина, он безвкусный, – изрёк Артерран и добавил по нескольку капель бесцветной жидкости в каждый из двух бокалов. – Я надеюсь на то, что ты больше не считаешь меня врагом. Мне бы не хотелось больше иметь врагов.