Глаза сержанта почему-то совсем не привыкли к свету – он зажмурился, когда вылез из темноты. Незнакомец всё время молчал и настойчиво куда-то увлекал Сидорова, не отцепляясь от его руки. Сидоров открыл глаза – его вели по коридору, освещённому странным, почти что, призрачным белесым светом, который струился непонятно, откуда. Вообще, коридор чем-то смахивал на коридор больницы: стены и пол обклеены кафелем, вдоль потолка тянется бесконечная вереница длинных люминесцентных ламп. Вот только кафель уже давно не белый, а порыжел, зарос по уголкам зеленоватым налётом мха, а все лампы покрыты пылью, и ни одна из них не горела. Сидоров ступал по полу, и каждый его шаг отдавался гулким эхом, которое взлетало к потолку, летело куда-то в далёкий конец коридора, и бесновалось там, крича тысячами голосов. Сержант подёргал рукой, за которую держал его неизвестный человек, однако рука была в крепком плену, и тогда Сидоров отважился взглянуть в лицо незнакомца. На этот раз сержант увидел его не в дымке и в темноте, а очень чётко и ясно, и даже смог бы описать его, если бы попросили. Да, этот человек поразительно похож на Мартина Мильтона из Донецкого филиала «Росси – Ойл», и на бандита Тень, который обувал Кашалота… Но что-то в нём не так, и какой-то он странный: бледный, как покойник, лицо лишено мимики, всякого выражения и не имеет ни малейшей морщинки, как у восковой фигуры. Волосы – скорее всего, русые – аккуратно зачёсаны назад, а глаза прячутся за тёмными очками, и их не видно совсем. Сидоров перевёл взгляд с лица человека на его руку, которой тот держал его, и увидел, что рука затянута в тонкую резиновую перчатку, как у врача. Сидорову было страшно топать за этим субъектом – даже, не за субъектом, а за «верхнелягушинским чёртом» Генрихом Артерраном – вот, кем являлся этот субъект. А куда может привести человека Генрих Артерран? Только к смерти! Сидоров вдруг страстно возжелал жить, он начал изо всех сил вырываться из холодных дьявольских объятий и вопить, призывая кого-нибудь на помощь. Генрих Артерран держал, как стальные тиски, и волок буксиром, а отвечало Сидорову лишь эхо. А потом – появились громовые голоса:
- Да разбуди ты его, наконец! – внезапно загремело где-то под облезлым потолком.
- Э, он ещё не всё сказал! – заревело в ответ.
- Ты что, не слышишь, как он вопит??? – опять загремело над головой. – У меня вот такая голова!
- Проснись! – это слово взорвалось бомбой, и Сидоров выскочил из жуткого коридора куда-то в мягкую мглу, а потом – жёстко упал на что-то твёрдое.
- Наконец-то… – «страшный голос» уже не ревел, а испускал облегченный вздох.
Мягкая мгла отползла куда-то вправо, уступив место скромному интерьеру кабинета психиатра Вавёркина. Сидоров сидел на полу, потому что, проснувшись, свалился со стула. Сержант поднял нос вверх и увидел над собой знакомые встревоженные лица.
- Ну и ну… – пробурчало лицо Недобежкина.
- Вы слышали?? – выдохнуло лицо Ежонкова с плоховато скрываемым восторгом. – Сидорова нашего уделал Генрих Артерран! Он попался к нему в лапищи, и Артерран обязательно напичкал его образцом! Если бы ты, Васёк, не влез со своей головой – он бы сам нам про это рассказал!
Лицо же Серёгина, молча, протянуло Сидорову руку и помогло подняться с пола.
- Так, всё, ребята, по домам! – объявил Недобежкин, хватаясь руками за свою «вот такую» голову. – Серёгин, записал бредятину на диктофон?
- Записал, – зевнул Серёгин.
- Это не бредятина! – вставил Ежонков.
Вавёркин собирал с пола свои присоски, потому что Сидоров в виртуальной битве с Генрихом Артерраном так дёргался и махал руками, что поотрывал всё, что было пристроено к его голове, и пошвырял в разные стороны. А Синицын просто храпел над исчёрканным протоколом. Часы на стене показывали полвторого ночи.
- Так, записал – прекрасно! – одобрил Недобежкин и сам схватил с одноразовой тарелки пирожное «Корзиночка». – Все по домам. Утро вечера мудренее, как говорили наши давние предки. Так что, пора спать. Всё, все выходите, я закрываю.
Пётр Иванович пришёл домой во втором часу ночи. Изголодавшийся за целый день Барсик стрелой ринулся навстречу хозяину и едва не свалил его с ног – так усердно он завертелся у Серёгина под ногами, выпрашивая еду. Пётр Иванович был настолько сонный, что падал и засыпал прямо на ходу. Нахальный кот получил от Серёгина невнятный ответ:
- Абррррвалт… – и горку корма, насыпанную мимо миски.
Коту было наплевать на то, куда корм насыпан – главное, что он есть. Барсик остался на кухне лопать, а Пётр Иванович поплёлся в комнату и завалился спать – на диван, не раздеваясь.
====== Глава 124. Воскрешение Верхнелягушинского черта. ======