Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле

Битва уже кончилась. Вокруг царил мертвый покой. Между останками сгоревших ящерицеобразных автоматов валялись обломки «крепости» — того загадочного устройства, которое защищало доступ к вершине, паук, уничтоживший ее катастрофическим по своим последствиям резонансом (я не сомневался, что это была его работа), лежал распластавшись, как гигантский клубок дрыгающихся конечностей, которые все еще распрямлялись и сгибались в агонии. Эти мерные движения становились все медленнее и наконец прекратились. Пиррова победа? Я ожидал очередного наступления ящериц, но ничто не двигалось, и если б я не помнил того, что произошло, возможно, и не заметил бы даже шлаковидных останков у подножия склона, так они сплавились в единое целое с песчаными складками местности. Я хотел встать, но не мог. Мне едва удалось наклонить голову в шлеме, чтобы взглянуть назад.

Зрелище было не из приятных. Валун, служивший мне прикрытием, раскололся, большая его часть превратилась в груду щебня, в который были погружены мои бедра, точнее, их культи. Несчастный, покалеченный дистантник был теперь лишь безруким и безногим обрубком. У меня возникло странное ощущение, что голова моя на Луне, а тело — на борту, ибо, продолжая созерцать следы побоища под черным небом, я чувствовал ремни, прижимающие меня к сиденью и спинке кресла. Это незримое кресло как бы было со мной и в то же время не было, потому что увидеть его я не мог. Объяснить мои ощущения было нетрудно: датчики, лишенные сигналов, перестали действовать, и я оставался в контакте только с головой, которая под защитой шлема перенесла убийственное дрожание земли, вызванное пауком. Я подумал, что мне здесь уже делать нечего и надо возвращаться целиком. Однако я все еще продолжал лежать, зарывшись корпусом в щебенку и обводя взором освещенный солнцем театр военных действий. Что-то затрепыхалось далеко в песке, словно выброшенная на берег полууснувшая рыба. Один из ящерицеподобных автоматов. Песок осыпался у него со спины, когда он вставал, потом робот присел наподобие кенгуру или, скорее, динозавра и так остался сидеть, последний свидетель и участник битвы, в которой не оказалось победителей. Потом повернулся ко мне и вдруг начал крутиться на месте, все быстрее и быстрее, так что центробежная сила в конце концов откинула в сторону его длинный хвост. Я, пораженный, смотрел на него, а он уже крутился как волчок, и от него во все стороны летели куски, потом рухнул на песок, перевернулся несколько раз, ударился о другие трупы и замер окончательно. Хотя никто не читал мне теоретических основ электронного умирания, я ни на секунду не усомнился, что видел именно его кончину, потому что это поразительно напоминало спазмы раздавленного майского жука или гусеницы, а ведь мы хорошо знаем, как выглядит их смерть, хотя и не можем знать, означают ли их последние конвульсии страдания. Всего этого было мне уже предостаточно. Больше того, мне казалось, что каким-то трудно объяснимым образом я связан со случившимся так, словно был его виновником. Однако не для философско-морализаторских рассуждений я отправился на Луну и, стиснув челюсти, разорвал связь с несчастными останками Lunar Excursion Mannequin номер три и мгновенно возвратился на борт, чтобы отчитаться перед базой за результаты последней разведки.

VIII. Невидимый