Фунт лиха

У Присыпко в группе был тезка, тоже Владимир — Студенцов, — красивый мужик, из тех, в ком порода видна невооруженным глазом, прямо-таки киногерой с мосфильмовской рекламы. Такие ребята виноваты бывают, когда в девчоночьем люде случается мор — сохнут девки при виде подобных молодцов, падают ниц, погубленные тоской и страстью, а студенцовы на них — ноль внимания. Студенцов, как и Присыпко, тоже до сих пор в холостяках ходил, тревожа девчонок своим существованием. Он был легок, даже изящен в движениях, что придавало всему его облику какую-то барскую леность, подчеркивало некую дворянскую исключительность, высокое происхождение, хотя все предки Студенцова до четвертого колена были рабочими, жили в Москве на Зацепе, творили чудеса на токарных станках, были извозчиками и кожемяками, лудильщиками и ткачами. Один только из них удосужился — выдвинулся, зарабатывая себе на хлеб по купеческой части, — стал старшим приказчиком в лавке. Но откуда же тогда этот мужественный, строгий дворянский облик, где его позаимствовал Володя Студенцов? Возможно, виноваты были студенцовские женщины — кто-нибудь из них сладкий грех на душу взял, не устояв перед чарами какого-нибудь лихого гвардейского офицера, владельца собственного выезда и дома с колоннами. Впрочем, об этом уже никто никогда не узнает.

Четвертым в группе был Игорь Манекин — человек новый, ранее с ними в горы не ходивший. Дело в том, что в тарасовской группе освободилось место — заболел связчик и не смог пойти в горы — и это место надо было обязательно заполнить, Манекина в их группе никто не знал, в том числе и Тарасов, в походах они его не встречали, но Манекин был с головы до ног увешан медалями, жетонами, спортивными знаками и значками, имел полпортфеля почетных грамот и дипломов, да потом за него так настойчиво просил председатель общества, что Тарасов не выдержал, изменил своему правилу не связываться с незнакомыми альпинистами, дал «добро» на включение Манекина в группу. Группа их шла брать новую, еще никем не взятую вершину, «пупырь» высотою в шесть с половиной тысяч метров. Внешность Игорь Манекин имел аккуратную, в горах регулярно брился, что там почти никто не делает — все ходят колючие, ободранные, заросшие, бороду не бреют не потому, что некогда, хотя и это тоже имеет место, а по другой причине — борода предохраняет лицо от обжигающе-резких лучей солнца, совершенно безжалостных в горах, обращающих альпинистские носы за какие-нибудь три дня в очищенные бананы. Потом банан приходится чистить еще раз и еще — и так примерно четырежды, пока от носа не останется одна голяшка. Спасение приходит лишь в час свидания с Большой землей. Вторая причина, по которой альпинисты не бреются в горах, — борода хорошо греет в морозы, которые по ночам на Памире случаются будь здоров какие! — под минус тридцать, особенно в конце августа — начале сентября — по ночам от студи все звенит, стекленеет, в хрусталь превращается — и камни морен, и вода, и звезды, и снег, и полотно палаток.

Когда брали вершину, Манекина прихватила горная болезнь — памирские таджики называют ее тутуком, — пришлось разрушить связки (они шли двумя связками по два человека), спустить Игоря вниз, на площадку. Там разбили небольшой лагерь-привал, оставили Манекину продукты на несколько дней, керогаз, палатку, сами же вновь образовали связку, теперь, уже общую, хотя общие связки никто из них не любил, одну на троих, и снова пошли наверх — «пупырь» надо было во что бы то ни стало взять, присвоить ему имя и под салют ракетницы отметить тот самый долгожданный миг победы, к которому они готовились целый год. Земное занятие у Манекина было интеллигентным, внушающим тихую святость и уважение — он работал редактором в издательстве, был знаком со многими знаменитыми писателями, уважаемыми людьми, оттого, наверное, председатель общества так долго и настойчиво уговаривал Тарасова включить его в группу. И второе — отец у него, поговаривали, занимал высокую должность то ли в спорткомитете, то ли в Госплане, то ли в министерстве легкой промышленности — в общем, был человеком со связями. Если бы не уговоры, Тарасов ни за что бы не взял Игоря в группу — значки и грамоты на Тарасова не действовали, у него своих наград было предостаточно, а устроил бы Манекину проверку, понял бы что к чему и отсеял, как легкую ненужную полову, всегда сопутствующую зерну, тяжелому и полновесному, из которого хлеб пекут. Хлеб, а не пыль.

В результате им пришлось ковыряться не только с «пупырем», а и с Манекиным.