Элиза отвернулась и шепотом попросила Фица закурить. Он вытащил из кармана жилетки настоящие сигареты. Я отвел взгляд, не желая узнавать их ни по пачке, ни по запаху, и вдруг заметил, что Ариадна кивнула. Быстро оглядевшись, я зацепился за Мару, но он уже перевел взгляд на Виктора. Тот поглядел на Тамару. Та снова обратилась к близнецам:
– Возможно, вчера погибла целая семья. Но, наверное, госпожу-старшего-председателя это волнует по другим причинам…
Фиц чиркнул зажигалкой. Кремень сработал вхолостую. Сигарету в пальцах Элизы затрясло.
– Охра-Дей? – спросил Виктор. – Или дети?
Свободной рукой Элиза стиснула собственное запястье. Фиц снова чиркнул.
– Охра-Дей, – сказала Ариадна.
Элиза выхватила зажигалку, отвернулась от брата и прикурила сама. Фиц так и остался стоять, устремив взгляд перед собой на уровне ее сошедшихся в затяжке лопаток.
– Обержин назначил встречу в ее галерее, – продолжила Ариадна. – Если в Эс-Эйте согласились на передачу атрибута в публичном месте, значит, оно находится в зоне их наблюдения. Не думаю, что из-за картин. Они бессмысленные.
– В этом есть здравое зерно, – помолчав, признался Мару. – Помнишь, Оль, что она сказала, когда вошла? Охра-Дей была работой для Обержина. Я еще подумал: какая невиданная для синтропа метафоричность. А теперь вот думаю, речь шла о буквальном участии Охры-Дей в его работе. Возможно, даже в «Эгиде».
– Возможно, – Ольга с трудом оттолкнулась от стены. – Но Обержины – не наши люди, и я не могу, не хочу думать о них, пока Минотавр в опасности. Он стал жертвой предателя, атра-каотики, а теперь и политики, да? Клятых правовых бумажек? После всего, что он сделал для вас… а ведь вы живы и вместе только благодаря ему… омерзительно смотреть, как вас трясет над обетами молчания, данными не тому, кто их заслужил.
– У них нет выбора, – возразил Виктор. – Эти «правовые бумажки» – буквально минное поле. За каждым абзацем стоят санкции, которые могут уничтожить наши банковские счета. Я напоминаю, Дедалу все равно, но нас с вами здесь десятки, и всем надо есть, пить, одеваться, на что-то жить. Согласен, иногда «Палладиум» перегибает, демонизируя человеческую ненадежность, но унифицированный язык формальностей защищает, в первую очередь, нас. Договоры эффективнее доверия.
– Ты знаешь, что это правильно, – вздохнул Мару. – И что случится, если какой-нибудь обиженный акционер вдруг посчитает, что люди готовы к правде.
Но Ольга не слушала. Ни его – никого. Ее тяжелый взгляд вскрывал близнецам череп.
– Если мы попросим лечения сейчас… – процедила она. – Что она затребует в качестве платы? Искру? Распоряжаться атрибутами? Что ей от нас нужно?!
Сигарета Элизы осыпалась.
– Он.
Фиц измученно прикрыл глаза и добавил:
– Она заберет
Мару недоуменно покачал головой:
– Исключено. Он Минотавр.
– Но у него нет контрфункции, – хрипло напомнил Фиц. – Он не принадлежит Дедалу так, как принадлежим мы. Признаться ей, что искры нет… позволить спасти Хольда на ее собственных условиях… все равно что продать его душу. Она не отпустит его. Он нужен лично ей.
– Не отпустит… – бездумно повторила Элиза. – Не отпустит, и тогда… он… и мы… без него…
Она вдруг согнулась, обхватывая себя за живот, будто в приступе острой боли. Фиц тут же закрыл сестру спиной. Я услышал ее протяжный стон. Почти сразу он разлился в полноводное рыдание.
Она плакала. Он тоже. Это выкручивало мои последние винтики. Отвернувшись, я снова уставился в комод.
– Решение принято, – безжизненно сказала Ольга. – Единогласно.
– Дорогая… – выдохнула Куница.
– Чтобы спасти Минотавра, надо вернуть искру. Чтобы вернуть искру, надо найти того, кто провел симбионта и девушку. Чтобы найти того, кто провел симбионта и девушку, надо…
– Ох… да что же… Все, хватит! Объявляю перерыв! Послоняйтесь пятнадцать минут на свежем воздухе! Нам всем нужно перевести дух!
Кто-то судорожно вздохнул. Неуверенно шаркнула обувь. Щелкнуло металлом о металл – вероятно, Виктор сверился со старомодными на длинной цепочке часами, на которых, по словам Минотавра, времени всегда было больше, чем у остальных.
– Вик, – позвал Мару.
– Тэм, – позвал Виктор.
– К вам это тоже относится! – рявкнула Куница. – Кыш отсюда! Отстаньте от ребят и поскролльте за чайком ленту!
Я медленно выдохнул и оглядел умытую поверхность комода. Без пыли и «Генриха Восьмого», без медово-бурых отсветов торшера – это был
Я еще не знал, что с этим делать.
– Миш, – осторожно позвал Мару.
– Все нормально, – сказал я и обернулся. – Я в порядке, правда. Только очень хочу кофе.
– Я сварю, – ответила Ариадна. – Идем.
Судя по выражению их лиц, я даже улыбнулся.
Наверное, я задремал, убаюканный вибрирующим теплом салона, потому что вдруг хлопнула водительская дверь – а я не заметил, чтобы кто-то проходил мимо.
Ариадна протянула мне термос и спросила:
– Спишь?
– Кажется, – я закрыл книгу и протер лицо.