– Завтра мы будем вынуждены оставить Шарлотту без присмотра…
– В то время, как ее можно отследить по атласу.
И когда мы оба взглянули на Эдлену, я понял: госпожа-старший-председатель действительно знала все. С высоты укутанного в гобелены пентхауса она смотрела на происходящее как на очередное противостояние, исход которого, подобно битвам в загробных скандинавских мифах, определял не победителей, но лишь достойных для следующего поединка. Ей было неважно, кто победит, кто умрет; наверное, даже кто займет кресло Яна Обержина. Вспыхивали и сгорали одни пути. Питаясь золой, всходили другие. Ариадна была права: этому механизму были тысячи тысяч лет. Система, жизнь, время – они давно победили.
– Вы когда-нибудь видели, как едят пираньи? – живо вклинился Влад. – Тебе, малой, особенно понравится. У них зубки как речные жемчужинки. Конечно, это не всегда видно из-за кровищи и ошметков мяса, но…
Эдлена закашлялась, отдернув бокал от лица:
– Что ты несешь?! Даже – даже! – если я соглашусь держать вас у себя, поскольку такую издержку природы, как ты, действительно стоит прятать под электронным замком, сигнализацией и двойной защитой по периметру, Влад, – я запрещаю тебе подходить к аквариумам.
– Но почему? Рыбоньки обожают меня!
– В прошлый раз ты попытался скормить им живого кролика!
– Именно! Я как любящий дядя с визитом на новогодние – угощаю самым вкусным!
Ариадна резко поднялась. Энтропы замолчали. Я ждал, что она скажет: да, или нет, или перевернет все с ног на голову очередным прозрением. Но Ариадна отвернулась и направилась в ванную, где больше не шумела вода.
– Агра, – бросила она походя.
Влад с восторгом признал поражение.
Электронный замок, сигнализация и два периметра защиты не были художественным преувеличением. Да и откуда им взяться в речи энтропа, не умеющего считать без данных, – так подумал я, когда мы въехали за трехметровые ворота и оказались в элитном загородном квартале на побережье, полном сверкающих особняков. В опустившихся сумерках, среди кипарисов, напоминавших столпы черного пламени, мелькали высокие жилые дома с башенными крышами и дворцовыми многоэтажным окнами. А еще живописные пруды, веранды ресторанов, теннисные корты в свете неостывающих прожекторов. Это был город внутри города, может, даже государство внутри государства. Как Ватикан. Только вместо религии – космические банковские счета.
Минивэн высадил нас в тупике. Дом Эдлены стоял вдали от основного великолепия. И хотя он тоже выглядел дорого, с роскошным патио и многоступенчатыми скатами крыши, простые квадратные окна и белые стены казались почти минималистичными.
Всю дорогу с разной степенью раздражения Эдлена отвечала на звонки. За десять метров до входной двери очередная деловая беседа переросла в ругань, и мы встряли посреди двора, на освещенной диодами тропинке. Влад вился вокруг энтропа, как ребенок, пытаясь забрать ключ от дома, но в те секунды для Эдлены не существовало ничего, кроме невидимого собеседника в наушнике и его маршрута в отдаленные места, откуда завтра до оперативного собрания она ждала первый драфт.
Завороженный садом и домом, всем этим районом из журнала про знаменитостей, я сошел с дорожки. Море шелестело где-то в темноте, за плотной оградой из эвкалиптовых кустов, вероятно маскировавших второй периметр защиты. Пройдясь вдоль, я поднял голову. Небо провисало под тяжестью туч. Без темно-оранжевой дымки, разводов городских огней – чистой, неразбавленной ночью. И хоть звезд сегодня не было, я представил, каково видеть их отсюда каждый день, как чистый жемчужный свет льется на мерцающий гравий дорожек, сквозь полупрозрачный навес патио, отбрасывающий тени в форме кленовых листов.
– Забавно, правда?
Я опустил голову и увидел неподалеку Шарлотту, тоже глядевшую наверх.
– Только нам с тобой интересно, какое тут небо, – сказала она.
– Просто… тут красиво.
– Просто, если тебе пересадили свиное сердце, ты еще не стал свиньей.
Я не ответил. Она продолжила, впрочем, без особого злорадства:
– Ваша игра в другой вид такая натужная. Не утомляет?
– Это не игра, – зачем-то возразил я. – Все не так просто.
– А по-моему, проще некуда. Ты был рожден как человек. Выглядишь как человек. Думаешь как человек. Потому что только людям хватает глупости жалеть тех, кто обещал их убить. – Она усмехнулась, но как-то больше вздохом, и протянула руку к моему воображаемому звездному свету. – Только люди могут коснуться того, чего нет.
Я знал: еще пара секунд, и я спрошу, что случилось в ванной. А правда ли. И правда ли нет. Но Ариадна окликнула меня по имени, и, обернувшись, я увидел провал открытой двери.
– Пойдемте, – позвал.
Шарлотта продолжала смотреть наверх. Из-за этого я тоже не шел – я не мог оставить ее без присмотра. Ариадна приблизилась.
– Иди в дом.
Мы сменили караул. Энтропы уже зашли внутрь, и окна по обе стороны от двери горели, как две квадратные фары, затянутые светлыми матовыми ширмами.