Фрунзе

Владимир Ильич тоже задумчиво кивал, слушая своего молодого собеседника.

— Вы совершенно правы… — сказал он. — Нам надо не хуже царских офицеров знать военное дело, уметь пользоваться и всеми родами оружия и всеми тонкостями тактики и стратегии.

Слегка прищурившись, он спросил:

— Вы читали «Анти-Дюринг»? Там у Энгельса есть прямое указание на необходимость для революционеров иметь свои военные кадры, вполне квалифицированные… Об этом особенно надо помнить вам, молодым! Ну, а как Стокгольм вам понравился?

Арсений признался, что не успел еще как следует посмотреть столицу Швеции.

— Нет, обязательно познакомьтесь! — повторил Ленин.

По целому ряду вопросов съездом при незначительном перевесе голосов были приняты меньшевистские решения, в частности об участии в Государственной думе,

Для молодых делегатов-большевиков, таких, как Володин и Арсений, Стокгольмский съезд был замечательной школой. Они учились непосредственно у Ленина большевистской твердости, упорству, выдержке. Здесь же делегаты-большевики знакомились и друг с другом.

Вот в небольшом буфете, рядом с залом заседаний, питерский токарь с русой бородкой и в косоворотке — Калинин — за стаканом чая беседует с представителем большевиков Закавказья — Степаном Шаумяном… Вот горячо спорят о чем-то рослый, в инженерской тужурке Красин и киевский работник партии Луначарский. Вот спокойная молодая женщина разговаривает с худощавым Дзержинским. Это Крупская, под именем Саблиной. А вот и Арсений с Володиным разбирают, обсуждают очередную махинацию меньшевиков…

Крепко сдружились Арсений и Володин за время съезда; вместе голосовали за большевистские резолюции, за предложения Ленина, вместе бродили в свободные часы по незнакомому красивому городу Стокгольму. И когда расставались, то сказали друг другу не «прощай», а теплое, дружеское «до свиданья».

Однако свидание это состоялось не скоро.

6. ПОСЛЕ СЪЕЗДА

Вернувшись из Стокгольма, Михаил Фрунзе сделал в Иванове и Шуе отчет о съезде, обошел и другие крупные рабочие поселки — Кохму, Тейково, Гаврилово, Родники. Всюду он делал обстоятельные доклады о съезде, о его решениях, о борьбе ленинцев-большевиков против половинчатой, трусливой идеологии и тактики меньшевизма, разъяснял, что решения, принятые на съезде меньшевистским большинством, являются временными, условными.

Он напоминал своим слушателям, рабочим-партийцам, вошедшие в историю слова Ленина: «Мы победим, ибо мы правы!»

Фрунзе распространял среди рабочих написанную им прокламацию, кончавшуюся уверенными, бодрыми словами:

«…Буря грянет скоро! В народных низах идёт беспрерывная работа накопления революционных сил. Новый взрыв неизбежен. Решительный бой приближается… К победе! Готовьтесь, товарищи! Да здравствует революция!»

А потом, чтобы сбить с толку полицию, уже пронюхавшую, что он побывал в Стокгольме, Фрунзе поехал на Каму, в Чистопольский уезд. Там, в глуши лесов, невдалеке от Бугульминско-Бугурусланского тракта, в сельце Петропавловке, работал врачом его брат Константин, только что окончивший Казанский университет.

В Прикамье, как и во всей России, было неспокойно в те дни. Крутом горели помещичьи усадьбы. По вечерам зарево пожарищ вставало по горизонту. Край был наводнен войсками: пехотой, драгунами, конной полицией.

Михаил Фрунзе с утра до вечера бродил с ружьем по окрестным лугам, лесам и болотом. Как бывало в степи близ Пишпека, он подсаживался к кострам косарей, заводил беседы. Отдаленные выстрелы, топот конных карательных отрядов, проносящихся то на юг, то на. север по Бугуруслан- скому тракту, дым и тревожный запах гари — все это было наглядным доказательством того, о чем говорил Фрунзе: чаша народного терпения все более переполняется, час расплаты с самодержавием и капитализмом неотвратим…

Но вот пришла из Шуи телеграмма: «Выезжай, ждем». И в тот же день покинул Михаил Фрунзе гостеприимный кров своего брата в прикамской глуши.

Пока Фрунзе был в отъезде, товарищи подыскали ему в Шуе новое жилье. Это была крохотная комнатка в слободке Поречной, на Малой Ивановской улице, в доме торговца разной мелочью Соколова. Стул, колченогий столик да узенькая кровать с трудом умещались б этой каморке.

Хозяин Соколов не интересовался ничем на свете, кроме своих селедок и мыла. Он и не подозревал, какого опасного жильца принимает к себе на квартиру. Ему было сказано, что жилец этот, по паспорту — московский студент Борис Тачапский, проходит практику на Небурчиловской фабрике и будет скоро инженером.

Всякий раз, видя жильца, Семен Соколов почтительно кланялся, спрашивал:

— Как клопики ноне, не беспокоили?

— Беспокоили, проклятые, да еще и как, — улыбаясь, отвечал Арсений. — Почти всю ночь не спал…

— Эх, ведь напасть какая! — с искренним сокрушением вздыхал Семен Соколов. — Ума не приложу, что с ними делать.