Фрунзе

А к 1903 году вся огромная Россия была уже охвачена революционной пропагандой и агитацией снабжалась боевой марксистской литературой приобретала смелые, самоотверженные кадры подпольщиков…

* * *

Как только Миша вернулся в Верный, он созвал своих ближайших друзей, взял с них торжественное обещание о соблюдении тайны и объявил, что организует кружок самообразования, где будет читаться и обсуждаться политико-революционная литература. Возник важный вопрос: где собираться для чтения? Одни предлагали в горах, другие — в каком-нибудь уединенном саду.

Порешили собираться под гимназией, в одной из залитых цементом траншей, которые были проложены в фундаменте здания для защиты его от землетрясений. Здесь ползали мокрицы и пауки и заниматься можно было только при тусклом свете фонаря. Зато уж никому из начальства не могло прийти в голову, что там нашла себе убежище «крамола»…

С затаенным дыханием слушали товарищи Миши волнующие слова привезенной им книжки:

«Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки… Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы…» [9]

Были прочитаны и остальные брошюры.

Но вот гимназический инспектор Бенько, который по должности отвечал за «благонравие» учащихся, каким-то образом проведал о существовании кружка.

Бенько нельзя было считать каким-то особенно злым или жестоким человеком — он был просто старательным чиновником. Чтобы уберечь себя от возможных неприятностей, он решил действовать.

«Если до высшего начальства дойдет, обязательно выгонят из инспекторов как ротозея», — в страхе думал Бенько.

Он даже заготовил было рапорт губернатору, но кто-то из его собственных детей, тоже учившихся в гимназии, оповестил об этом кружковцев. В тот же день, поздно вечером, когда Бенько возвращался из чиновничьего клуба, к нему подошли двое молодых людей. В одном из них, несмотря на поздний час, Бенько узнал Михаила Фрунзе.

— Не советуем вам посылать ваш рапорт по адресу… — спокойно и внушительно сказал Михаил.

На большой риск шел Фрунзе. Но Бенько взвесил все обстоятельства и принял совет. Рапорт не был послан по назначению.

Пролетела еще одна зима, последняя верненская зима. Подошли выпускные экзамены.

Выпускной экзамен сильно отличался от всех других гимназических экзаменов. Он и назывался по-особенному— «испытанием зрелости». Письменные темы этого экзамена присылались из Ташкента, из канцелярии окружного инспектора, в запечатанных конвертах. И распечатывать эти конверты должен был сам директор в торжественной тишине экзаменационного зала.

И русский язык и математику сдал Миша, как всегда, на «пять», и по устным и по письменным заданиям.

Дальше шли латынь и греческий. Экзаменовал Бенько.

По три человека в алфавитном порядке подходили гимназисты к покрытому зеленым сукном столу и тянули билеты.

Михаил стоял по алфавиту последним. Не очень весело было дожидаться ему своей очереди, но он уже привык к этому и был вполне спокоен.

На его долю достался перевод из Юлия Цезаря и из Горация с подробным разбором. Все это Михаил Фрунзе проделал без запинки.

Когда Бенько обмакнул в чернильницу перо взгляд его встретился со взглядом Михаила. Тот не моргнул. Бенько помедлил секунду И, поглядев на своих соседей-экзаменаторов, вздохнул И нарисовал В ведомости пятерку, но такую хилую, что она походила скорее на единицу.

По греческому языку Михаилу достались военные темы: из «Анабазиса», а также из «Киропедии» — о военном воспитании персидского царя Кира Младшего.

Поход горсточки греческих воинов через сожженную солнцем Малую Азию всегда волновал Михаила, когда он об этом читал.

«…Вот они движутся размеренным, почти нечеловеческим шагом, поблескивая тяжелыми раскаленными латами. Мерно колышутся над шлемами высокие копья. Отстающих не дожидаются. Отстал — погиб. Поэтому хоть из последних сил, а все-таки идут, шагают одетые медью воины. Но вот — «Таласса! Таласса!» — кричат измученные солдаты. Они увидели цель и конец своего пути — берег моря…»

Таков был отрывок, доставшийся Михаилу. Конечно, он вспомнил и о путешествии на Иссык-Куль…

— Таласса! Таласса! Ура! Созрели! — кричали с радостным смехом выпускники, выбегая на крыльцо после последнего экзамена и бросая в воздух фуражки.

Это было 2 июня 1904 года. Блестяще завершив курс, Фрунзе получил круглопятерочный аттестат с награждением золотой медалью.

Товарищи, окончившие вместе с Фрунзе гимназию, весело обсуждали, кто куда поедет, кто где будет продолжать образование.

— В Москву… В Питер… Харьков… Казань…

Только у Михаила не так уж весело было на сердце. Семья едва существовала на скудные гроши. На денежную поддержку матери рассчитывать не приходилось. Но Михаил твердо решил ехать в столицу. Как бы то ни было, аттестат зрелости был завоеван. Полученная Михаилом Фрунзе золотая медаль открывала ему доступ в лучшие высшие учебные заведения того времени.