Фронтовые записки

Пробираясь дальше, к своей батарее, видел, насколько изменилась дорога. Когда шёл за Мальцевым на Хохели, она была безлюдной лесной дорогой. Сейчас сюда подтянулись обоз батальона, санитарная часть, связисты. За последним поворотом к тому перекрестку ожидало новое зрелище: здесь устанавливались орудия второй батареи. Значительное количество леса перед орудиями — вековые сосны — было спилено работающими там артиллеристами. Узнал новость: командир батареи лейтенант Шароваров убит ночью наповал случайным выстрелом из нагана каким-то командиром взвода той же батареи. Говорили о военно-полевом суде и расстреле того, кто допустил такую неосторожность. Рассказывали, что произошло это у костра, что убивший Шароварова лейтенант не то чистил, не то перезаряжал наган.

Батарея должна была прикрывать огнём Речицы, могла также, по своему расположению, вести огонь на Хохели.

К перекрёстку я подошёл уже затемно. Ни ребят моих, ни батареи здесь уже не было.

Трупы четырёх немецких офицеров были полураздеты и изуродованы. Невольно остановился, задержался на них взглядом. Однако искать батарею не пришлось: она переместилась несколько вперёд по просеке от этого перекрёстка. Ночь прошла у какого-то костра. Без шалашей, на морозе. Командир батареи забрался опять в кабину трактора. Сказал, что связь пока никуда тянуть не нужно. Вероятно, пойдём на село Большое Князево. Это выяснится завтра. Пока приказа нет.

Не в сне, а в каком-то жутком, бессильном и голодном полусне встречен был мною рассвет следующего дня — 1 марта 1942 года.

Под деревней Большое Князево

7 марта 1942 года

Миновала первая неделя марта. По календарю — весна, здесь же, в лесу, она не наступала, не ощущается. Жизнь протекает в снегах, в тяжёлых переходах. Однообразия, однако, нет: каждый день приносит новое.

От перекрёстка с трупами немецких офицеров мы ушли вперёд по просеке, затем по лесу в сторону, всего километров на пятнадцать. Батарея осталась на просеке, бойцы орудийных расчётов стали рыть землянки, резать деревья для двойных и тройных накатов. Калугин же со мною и разведчиками ушёл, как всегда налегке, вперёд с батальоном. Телефонисты тянули за нами связь, на линии оставили две промежуточных станции, обе в стороне от дороги, в зелёных шалашах. На первой промежуточной станции — два телефониста, на второй — один. Людей не хватает, хотя до сих пор убыли в моём взводе не было. Вот во взводе Мальцева, как раз в день его разжалования, был убит один человек. Последний раз встретился я с Мальцевым в густых зарослях, перед выходом на укатанную лесную дорогу к Князеву. Оба были на лыжах. На мне были трофейные финские лыжи, узкие, ярко-зелёные, с красным окаймлением, оборудованные не виданным мною мягким креплением в виде эластичной спирали, охватывающей задник. Удивительно красивые лыжи, вероятно, гоночные. Прельстившись ими, я нажил себе непредвиденные мучения: крепление всё время сползало с валенок, и, идя за батальоном на Князево, я вынужден был часто останавливаться, нагибаться, поправлять сползшее крепление или вывернувшуюся лыжу. Шёл один, светило солнце, трофейные лыжи испытывали моё терпение, однако не унывал, хорошее настроение не покидало. При очередной остановке в каких-то густых зарослях, напоминавших высокую, метра в два-три, осоку, увидел пробирающегося навстречу Мальцева. Окликнул его. Поговорили немного. Он совсем пал духом, говорит, нет сил выдерживать наше напряжение. Я старался подбодрить его, советовал терпеть, крепиться. Жалко мне его очень, но, чувствуя тогда, что не достиг успеха в своих стараниях, тронулся я дальше в путь. Когда выбрался на укатанную дорогу, по которой недавно прошёл батальон, первое, что бросилось в глаза, — это полуразрушенная снежно-ледяная глыба немецкого ДОТа. Изуродованная немецкая пушечка небольшого калибра сброшена около ДОТа в снег. Через двести метров — второй ДОТ. Видно, немцы встречали батальон опять в лесу и на дороге, а потом отошли в деревню, за укрепления. Немецких трупов не видел, трупы наших — их немного — лежат у дороги, близ ДОТа.

Стоял солнечный день, 1 марта. У дороги слева раскинулась большая походная палатка командира первого пехотного батальона. Изрядное количество лыж воткнуто рядом с нею в снег, к ним я с чувством большого облегчения присоединил свои, красивые. Из палатки вышел капитан Фокин.

— Ну, как дела со связью? — спросил он.

Я сообщил ему, что связь скоро сюда подтянут. Как всегда, он стал торопить. Указал на низинку слева от дороги, где приказывал сооружать шалаши нашей новой базы.