Фронтовые записки

Пришлось, однако, их покинуть и вернуться в избу партизана. Она оказалась занятой командиром артдивизиона Фокиным и его штабом. Нам, т.е. мне и бойцам моего взвода, он тут же предложил выселяться, добавив, что моё дело — пойти в разведку, наметить и оборудовать себе наблюдательный пункт, организовать наблюдение за деревней Большое Стречно одновременно с наблюдением за Извозом.

Куда идти? По какой дороге? Неужели по той, по которой так неудачно шёл Козлов с партизаном и другими? На эти вопросы Фокин, только что пришедший в деревню, не мог дать никакого ответа. “Давай, давай, иди, не задерживайся”, — вот несложный свод всех его приказаний. Взяв

с собой в этот раз разведчика Смирнова как самого опытного, храброго и рассудительного, намой взгляд, я отправился через лог в Большое Старо. Брать с собой двух, трех бойцов или больше мне представлялось как ненужной тратой таких дорогих сейчас людских сил, так и небезопасным. Из такой совершенно слепой разведки большая вероятность вообще не вернуться, так лучше уж пусть два, а не три и не четыре человека погибнут. Вот дошли до знакомого сарая на околице, в котором находится передовой пост с пулемётом. Из сарая вышел автоматчик, справился, куда идём, предупредил: “Впереди охраны нет — немцы!” Попросили его поддержать, если потребуется, из пулемёта.

Опять высоко стояло солнце, и искрился, слепя глаза, снег, когда мы, как могли поспешно, чтобы не попасться самолёту, переходили поляну, по которой так недавно тянули из леса Козлова с разрывной пулей в лопатке. Вот первые молодые сосенки, узкая, почти нехоженная тропка. Как же на душе жутко, причём чувствую затаённый страх даже в Смирнове. Идём, особенно пристально и внимательно присматриваясь ко всему окружающему.

Идти тяжело. Прошли с полкилометра — стали выбирать себе сосну для ПНП. Дело оказалось сложным. Не подойдёшь никак — утонешь в снегу, да и вперёд смотреть да смотреть нужно. Страх проник в душу, прочно осел там. Чем дальше и дальше продвигаешься в глубь таинственного “чужого” леса, тем становится всё более жутко. Ведь где-нибудь да должны мы увидеть или встретить “их” передовой пост, или патруль, или засаду?

А нас только двое, да и что за оружие у нас? У Смирнова — карабин, как положено всем артиллеристам, у меня автомат ППШ с одним диском, чужой, взятый “напрокат”, из которого не стрелял ни разу, да наган за бортом шинели. Этот хоть свой, личный.

Дорога уходит влево. Неожиданно сзади нас появляется человек. Приближается быстро, бежит, спотыкаясь в глубоком, не утоптанном снегу. Мы остановились, насторожились, ждём. Успокаивает мысль, что идёт он со стороны Большого Старо.

...Наш! Маленький ростом краснофлотец, в масккостюиме, с винтовкой и термосом за спиною.

— Кто будешь и куда спешишь? — спрашиваю я его.

— Из первого батальона, баланду нашим несу в Избытово, — отвечает он.

— Как же попадешь туда, ведь тут, под Извозом, немцы?

— Как?! Как?! — чуть не всхлипывая, отвечает он. — Послали вот, значит, надо нести. Как?! — снова с горечью и неприкрытым чувством страха как-то передразнивает меня и снова бежит дальше, увязая в снегу.

— Так есть же другая дорога в Избытово, через Хмели, — говорю я.

— Велели здесь идти, сказали, короче, — не то всхлипывает, не то вскрикивает он, удаляясь от нас.

Мне становится стыдно за мой страх и малодушие. Впрочем, внешне ни я, ни Смирнов не проявляем их. Идём дальше.

Внезапно на дорожку перед нами обрушился шквальный огонь из миномётов. Немцы пристреляли дорожку и, увидев идущего впереди нас пехотинца с термосом, пытались обстрелять его минами. Однако проскочил он, по-видимому, эту зону смерти. Отбежав немного назад, мы остановились: может быть, остались незамеченными, и огонь сейчас прекратится? Нет, становится очевидным, что и мы замечены: разрывы мин быстро и точно приближаются к нам, как полоса дождя, чётко видимая на открытой местности. Стараемся быстрее уйти, в то же время неотступно думается: где же немецкий наблюдательный пост, и далеко ли стоят их миномёты? Свернуть с дорожки в сторону совершенно невозможно: снежная толща засасывает, как болото, делаешься совершенно беспомощным. Вот и опушка, поляна. По всему телу бежит нервная дрожь. Но показавшийся вдалеке сарай кажется спасительным, взгляд на него успокаивает: как-никак, там наши ребята, могут поддержать из пулемёта.

На поляне останавливаемся — минута раздумья: что же делать дальше? Снова по дорожке идти — опасно, да и подходящих сосен нет. Советуюсь со Смирновым. Решаю возвратиться в Большое Старо, забраться в избу к крестьянину (где был я с Быковым), попытаться оборудовать наблюдательный пункт на коньке крыши.

Возвращаемся в деревню. Снова мы в избе, опять глухо ворчат хозяева, однако Смирнов уже на крыше: делает лопаткой ступеньки в снегу, место для укрытия и наблюдения.