Фронтовое братство

Поезд тронулся. Экстренный дополнительный санитарный поезд из шестидесяти восьми холодных, грязных товарных вагонов, заполненных грудами страдающей человеческой плоти, именуемой солдатами — ранеными в боях за свою страну героями! И какие это были герои! Сотни кашляющих, неряшливых, бранящихся, плачущих и до смерти перепуганных бедняг, корчащихся от боли и стонущих при каждом сотрясении вагона. Таких калек никогда не упоминают в сообщениях о героических битвах или на вербовочных плакатах.

— Послушай, Гроза Пустыни, — громко зашептал Малыш Легионеру. — Когда приедем в этот вонючий госпиталь, я первым делом напьюсь вдрызг. Да, еще раз наберусь, как следует, а потом займусь сразу тремя пахнущими карболкой кошечками. — Он мечтательно поглядел в потолок, блаженно фыркнул и облизнул обмороженные губы. — Будь уверен, стану стараться изо всех сил.

Глаза Малыша блестели от предвкушаемого восторга. Он впервые попадал в госпиталь и представлял себе его своеобразным борделем с широким ассортиментом услуг.

Легионер засмеялся.

— Погоди, мой мальчик. Сперва тебя так жестоко искромсают, что первые две недели будешь беспокоиться совсем о другом. Изо всех пор будут выходить с потом стальные осколки. Так всего исколют шприцами, что смотреть на девочек не захочешь, поскольку ты еще пригоден быть пушечным мясом.

— Кончай! Слушать не хочу, — побледнев от ужаса, крикнул Малыш.

Помолчав несколько минут, он нерешительно спросил:

— Как думаешь, очень больно, когда тебя режут хирурги?

Легионер медленно повернул голову и пристально посмотрел на здоровенного повесу. У того в каждой черте придурковатого лица сквозил страх перед неведомым будущим.

— Да, Малыш, больно, очень больно. Тебе рвут в клочья плоть, ты ловишь ртом воздух и стонешь. Но приободрись: боль такая, что ты не сможешь издать ни звука, ни писка. Вот так, — кивнул Легионер.

— О Господи, — прошептал Малыш. — Пресвятая Матерь Божия.

— Когда меня залатают в госпитале, — подумал я вслух, — хочу найти любовницу, роскошную, привлекательную, в длинной собольей шубе — настоящую жизненную награду, с большим опытом.

Легионер кивнул.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, предел мечтаний.

И щелкнул языком.

— Что такое любовница? — вмешался Малыш.

Мы добросовестно объяснили. Лицо его засияло.

— А, шлюха, которую держишь дома. Не из борделя. Господи, найти бы такую!

Он закрыл глаза, рисуя в воображении целые батальоны красоток. Они шли вереницей по длинной улице, виляя соблазнительными задами.

— Сколько может такая стоить?

Не желая совсем упускать из виду воображаемых женщин, он открыл только один глаз.

— Всего годового жалованья, — прошептал я, забыв о боли в спине при мысли о любовнице в соболиной шубе.

— У меня была любовница в Касабланке, — задумчиво произнес Легионер. — Я тогда только что стал сержантом в третьей роте Второго полка. Рота хорошая, командир отличный, не какое-то дерьмо.

— К черту твоего командира. Мы хотим послушать о твоей крале, а не о ротных.

Легионер засмеялся.

— Она была женой беспутного судовладельца, настоящего старого козла. От него ей были нужны только деньги. Состояние его представляло собой цифру со многими нулями. Ее любимым времяпрепровождением было покупать любовников и бросать, когда она изнурит их.

— И тебя она бросила? — спросил Малыш, ставший внимательным слушателем.

Легионер не ответил и продолжал рассказывать о жене судовладельца в Касабланке, купившей хорошего любовника.

Малыш упорно продолжал вмешиваться. В конце концов он издал такой рык, что другие раненые напустились на него.

— И тебя она тоже отшила, Гроза Пустыни? Я хочу знать, спустила ли она тебя по кухонной лестнице.

— Нет, — выкрикнул невысокий Легионер, раздраженный этими вмешательствами. — Я ушел сам, когда нашел кое-что получше.

Мы знали, что это ложь, и Легионер понимал, что знаем.

— Цвет лица у нее был оливковый, — продолжал Легионер. — Волосы черные, вечно была готова на какую-то проказу. Белье, mon Dieu [8], доставляло такое же удовольствие, как бутылка сухого редерера двадцать шестого года. Повидал бы ты его, потрогал, mon garcon [9]!

Унтер-офицер с забинтованной головой негромко засмеялся.

— Ты, видно, большой любитель наслаждений. Я был бы не прочь пойти с тобой как-нибудь вечером, посмотреть на твоих женщин.

Легионер не потрудился даже взглянуть на него. Он лежал с зарытыми глазами, положив противогазную коробку под голову.

— Женщины меня больше не интересуют. Я лишь вспоминаю прошлое.

— Расскажи еще про девочек из Касабланки, Гроза Пустыни. А кстати, где находится этот бордель, Касабланка?

Легионер гулко закашлялся.

— Ты, наверно, думаешь, что на свете нет ничего значительного, кроме казарм и борделей. Касабланка — не бордель, а красивый город на западном побережье Африки. Место, где легионеры-новички учатся есть песок и пить пот. Там идиоты, считавшие, что будут вести в Легионе веселую жизнь, узнают, что они скоты, потому что рождены скотами…

— …и зачаты скотами, — добавил голос из темноты, постепенно сгущавшейся в вагоне.