Фронтир

День-деньской пропадают на плацу или отбивают задницы о седла. Четверо-то из крестьян, им хорошо, к лошадям они привычны, а как быть городским? Эх, повезло все же местным жителям. Тех, кто проживает в пределах пятидесяти верст от границы, в армию не призывают. Вот только тот, кто поглядывает на них с завистью, упускает одну маленькую деталь – государство никогда никому и ничего не дает просто так. Да, местные не отправляют своих сыновей в армию, да, они имеют послабления в налогах. Вот только случись набег дикарей, и они фактически останутся один на один с этой напастью. Форты неспособны перекрыть границу непроницаемой стеной. Так что у всего есть своя цена, и подчас она очень велика.

После целого дня, проведенного на морозе, не смотри, что уж весна началась, новобранцы не могут расслабиться даже в казарме. Свободное время у них вовсе не для того, чтобы бить баклуши, – нужно привести в порядок казарму, выполнить целый ряд хозяйственных поручений, оборудовать свою форму. Сейчас они все еще треплют собственную гражданскую одежду, потому что, пока все новобранцы не оборудуют надлежащим образом свои мундиры, никто не переоденется.

И все это на фоне откровенного безделья, наблюдаемого у старослужащих. Нет, те не совсем бездельничают, у них время от времени проходят занятия, и службу они несут. А еще регулярно выезжают в патрулирования, откуда возвращаются усталые, обветренные, промерзшие и злые. Буквально вчера вернулся очередной патруль. Но ведь это не идет ни в какое сравнение с муштрой. С другой стороны, всему свое время.

– А чего говорить-то? – откусив нитку, все же поднял глаза на сержанта Сергей.

– Ты задницу-то оторви, коли к тебе сержант обращается, – вперив строгий взгляд на своенравного бойца, велел Полен.

Варакин хотел было послать его по матери, как он это зачастую делал во время срочки, сдерживаясь только при наличии поблизости офицеров, но потом передумал. Как говорится – здесь это вам не там. В местной армии сержант имел реальную власть, а не предоставляемую уставами и практически ничем не подкрепленную на практике. Если сержант решит, что ты должен отработать, то ты будешь пахать как миленький, а если не преуспеешь, то очень даже можешь познакомиться с неуставными отношениями. Разбитое лицо и даже выбитый зуб – это только цветочки, ведь можно и на больничной койке оказаться, а то и вовсе Богу душу отдать. Здесь это запросто, и сержанту в девяноста девяти случаях ничего не будет.

Разумеется, это не означает, что старослужащие всячески измываются над молодыми в самой извращенной форме. Вовсе нет. Если кто себе подобное и позволяет, то только сержанты. Старичкам дозволено учить уму-разуму, но не переходить некую незримую грань, определяемую капралами и сержантами. Кстати, у каждого обладателя нашивок она проходит по его собственным представлениям, поэтому рядовые до той грани стараются не доходить приличное расстояние.

Варакин не испугался, еще чего, но и нарываться посчитал глупым. Все же ему представился шанс вывернуться из сложной ситуации и пройти мимо виселицы. Хм. Пришить шестерых бандитов, за которых была объявлена награда, причем за живых или за мертвых, и за это оказаться на виселице – чудны дела Твои, Господи. Впрочем, судили его не за них, они были первопричиной, о которой, кстати, отчего-то не упоминалось. К двум годам Вестемской каторги его приговорили за убийство по неосторожности полицейского. К слову заметить, столько там не выдерживал никто. Так что, как ни кинь, все одно смертный приговор, только с оттяжкой, долгой и мучительной.

– Иди за мной, – приказал сержант, когда Сергей все же поднялся, даже не попытавшись изобразить нечто похожее на стойку «смирно», чем вверг молодняк в благоговейный ужас.

Варакин только сегодня вышел из острога и узнал, что теперь является не кем иным, как черным шевроном. Это что-то вроде штрафбатовца местного. Было дело, иногда создавали такие отряды, куда записывали висельников и каторжан. Правда, он еще не понял, радоваться этому обстоятельству или нет, потому как этих парней использовали в откровенно безнадежных мероприятиях, где вероятность сложить голову была куда выше, чем вывернуться.

Как ни странно, но сержант вывел его не для того, чтобы устроить выволочку по отдельному плану. Да и не нужно ему этого, если рассудить. На миру-то и смерть красна, это факт, но если особо много о себе думающему отшибить рога перед сослуживцами, то тут для всех урок получится, наглядный и доходчивый. При имеющейся власти сержантского состава – ничего удивительного.

Можно, конечно, с апломбом утверждать, что сержант, ведущий себя подобным образом, рискует в самое ближайшее время оказаться трупом. Вот только такое мнение будет ошибочным. В трудную минуту, и в особенности в бою, все смотрят не на своего товарища и собутыльника, не на офицера, а на своего сержанта и верят, что именно он вытащит их задницы из очередной передряги.