Крытый фургон, осторожно протиснувшись между кирпичными тумбами ворот, вышел со двора темно-серого здания немецкой разведки и устремился по центральной улице в западную часть города. На остановках тощий длинноносый обер-лейтенант проворно высовывался из кабины и тыкал в лицо патрульного какое-то удостоверение, патрульный вытягивался в струнку, и фургон мчался дальше.
На аэродроме машина резко затормозила. Юркий обер-лейтенант хлопнул дверкой кабины, вскочил в фургон, где сидели парашютисты. Щелкнул выключатель. На коленях расстелили карту. На ней красным отмечено место высадки и действия — Вологда…
— Эдуард Мушник пьет за вашу удачу!
Выпили молча.
В 22 часа «Хейнкель-88» поднялся с аэродрома и взял курс на восток. На большой высоте самолет пересек линию фронта. Достигнув заданного района, снизился, сделал несколько кругов над чернеющим массивом леса и повернул на запад.
На лесную поляну спустились трое парашютистов. Освободившись от строп, они посигналили друг другу электрическими фонариками. Закопали парашюты в снегу, собрались у одинокой корявой сосны. Один из них отсчитал от сосны несколько шагов в сторону накренившейся лохматой ели.
— Здесь оставим вещмешки. Тут, должно быть, железная дорога рядом.
Освободившись от груза, все трое, по-волчьи, след в след зашагали по глубокому снегу. Вскоре лес поредел. Показалось полотно железной дороги.
К утру поднялся ветер. Повалил крупными хлопьями снег. Скрыл следы ночных путников…
Напрасно обер-лейтенант Мушник ежедневно, две недели подряд, в полдень и вечером, надевал наушники, призывно выстукивал ключом: «Лаи», «Лаи»… Отзовитесь, где вы? Я — «Вас», я — «Вас»… Я слушаю! Я слушаю вас».
Эфир зловеще молчал.
Мушник боялся показаться на глаза своему шефу. Всякая надежда таяла, безвозвратно и тревожно, как догорающая свеча.
И вдруг 16 марта… Да, он не мог ошибиться… Тоненький писк, знакомый, как мелодия любимой песни, пробился сквозь треск в эфире.
— Я — «Лаи», я — «Лаи»! «Вас», вы слышите меня?
Нет сомнения, это он. Это работал «Лаи». Мушник сам обучал его работе на ключе и безошибочно мог отличить этот ритм от работы других радистов.
Обер-лейтенант готов был закричать от радости: «Я слышу вас, черти!» Но микрофона перед ним не было, и пальцы привычно выстукивали:
«Лаи», я слышу вас! Сообщите, как ваши дела?..»
Через час, бодрый и подтянутый, обер-лейтенант Мушник вошел к капитан-лейтенанту фон Шнеллеру и положил перед ним расшифрованную телеграмму. Пробежав ее глазами, фон Шнеллер приказал:
— Немедленно доложите об этом господину Гемприху!
Начальник абверкоманды-104 армейской группы «Норд» полковник Гемприх, а для всех тех, кого он послал в русские тылы, — «майор Петергоф», не удостоил обер-лейтенанта ни единым знаком внимания. А когда услышал о том, что группа Орлова радировала о своем благополучном прибытии на место, скептически усмехнулся:
— И вы верите в это, обер-лейтенант? Где же они были раньше? Почему молчали больше двух недель? Почему ни разу не отозвались на ваши позывные?
— Вы думаете, господин полковник, они под контролем?
— Не думаю, но допускаю!
— Что ж, если так, спишем еще одну группу и прекратим связь.
— Не горячитесь, обер-лейтенант, это всегда успеется. Дайте Орлову ответную телеграмму, выясните, почему молчали до сих пор. Убедимся в фальшивости их действий, тогда и решим. Завтра же жду результатов.
Щелкнув каблуками, Мушник вышел. Разговор с начальником окончательно вывел его из равновесия. Как же он сам не мог сообразить, что надо было сначала все подробно выяснить самому, а потом уж и докладывать. А все оттого, что он слишком долго ждал и надеялся. Сколько же радистов обучил он, обер-лейтенант Мушник, за время своей службы! Сколько их забросили в тылы к русским, хотя бы в ту же Вологду… и почти все напрасно. Отто Блюмке и тот уже стал над ним посмеиваться: «Не видать тебе папашиных владений…» Блюмке легко играть на нервах других. Он чистокровный прусак. А ему, Мушнику, сыну бывшего петроградского заводчика Генриха Мушника, потерявшего все свои капиталы во время большевистской революции в России, даже мелкая неудача по службе грозит катастрофой.
Через несколько дней обер-лейтенант обстоятельно доложил полковнику Гемприху о высадке группы Орлова. Шеф слушал внимательно, подчеркивал красным карандашом названные города и села.
— Во время приземления был сильный ветер, — докладывал обер-лейтенант Мушник, — группу разбросало в разные стороны. Больше недели они добирались до условного места встречи — станции Бабаево. Потом перебрались в Вологду, устроились на частной квартире. И уж только после этого выехали в район выброски, где была спрятана радиостанция. Оттуда и дали первую радиограмму.
— Чем они занимаются сейчас? — Гемприх привстал, взглянул на обер-лейтенанта исподлобья и снова опустился в кресло.
— Сейчас рацию перенесли в район Ватланово. Прячут ее в лесу. Для связи с нами выезжают туда из Вологды. Радировать каждый день в условленное время не могут. Взять рацию к себе опасаются.
— Есть еще какие-нибудь сведения?