Фронт без линии фронта

обширнейшей территории, подчас в тысячах километров от намеченного пункта.

Только в случае более или менее полной осведомленности обо всех этих

передвижениях во вражеском тылу командование получит реальную пользу от

сообщения разведчиков о дне наступления. Ясно, что регулярно и как можно

чаще сообщать так много сведений о событиях, происходящих одновременно в

самых различных пунктах вражеского тыла, один разведчик не может. Для этого

необходимо иметь хорошо законспирированную, надежную, четко работающую

разведку, в первую очередь на железных и шоссейных дорогах и линиях связи.

Это нужно оговорить для того, чтобы читатель правильно понял, как нам

стало известно о подготовке гитлеровцами крупного наступления под

кодированным названием "операция Цитадель".

...31 мая 1943 года в Ровно около двухэтажного особняка остановился

щегольский экипаж. Из него вышел элегантный, подтянутый офицер. Железный

крест первого класса и значки ранений показывали, что это заслуженный

фронтовик.

В комнате охраны его ожидала невысокая худенькая девушка.

Поздоровавшись с ней, офицер подошел к окошку и спросил у дежурного

эсэсовца:

-- Пропуска для обер-лейтенанта Пауля Зиберта и фрейлейн Довгер готовы?

Да, все было в порядке. Официально обер-лейтенант Пауль Вильгельм

Зиберт добился приема у самого рейхскомиссара Украины, гаулейтера Восточной

Пруссии Эриха Коха, для того, чтобы просить его отменить распоряжение об

отправке на работу в Германию своей невесты, местной уроженки из фольксдейче

Валентины Довгер. Истинной же задачей нашего разведчика Николая Кузнецова

было уничтожение кровавого палача украинского народа Эриха Коха. В кармане

его серого офицерского Френча лежал заряженный пистолет на боевом взводе.

Долгими часами разведчик учился стрелять из него навскидку, не целясь. На

козлах щегольского экипажа в качестве кучера сидел Николай Гнидюк. Под

козлами -- автомат и гранаты. На прилегающих улицах дежурили другие

разведчики, чтобы обеспечить Кузнецову уход после выполнения акта возмездия.

Аудиенция состоялась. Однако охрана Коха была столь продуманной, что

уничтожение фашистского наместника оказалось совершенно невозможным. Даже в

собственном кабинете уполномоченного представителя фюрера около кресла для

посетителя лежали настороже две огромные, натасканные на людей, овчарки, за

спиной обер-лейтенанта замерли эсэсовцы, готовые схватить при малейшем

движении.

Такого поворота Кузнецов не ожидал. Почтительно отвечая на ленивые

безразличные вопросы рейхскомиссара, он лихорадочно перебирал в голове

всевозможные планы. Но стрелять нельзя. Даже сунуть руку в карман не дадут

-- разорвут. С горечью Николай Иванович должен был смириться с неудачей.

Позже Кузнецов говорил, что, знай он наперед об условиях аудиенции, он

все-таки сумел бы убить Коха, пожертвовав собственной жизнью. Это можно было

бы сделать, взорвав спрятанную на теле мину или противотанковую гранату.

Я убежден, что если бы отважный разведчик вторично оказался на приеме у

Коха, он бы, не колеблясь, пошел бы на самопожертвование...

Между тем разговор принял довольно интересный оборот. Поначалу Кох был

хмур. Он явно не одобрил выбора лейтенанта.

-- Стыдитесь, обер-лейтенант, -- назидательно говорил рейхскомиссар, --

кадровый германский офицер, а хлопочете о девице сомнительного

происхождения.

-- Фрейлейн Довгер чистокровная арийка, господин рейхскомиссар, --

почтительно возразил Кузнецов, -- ее отец, человек преданный фюреру и

великой Германии, убит партизанами.

-- Ну, ладно, ладно, -- Кох лениво махнул рукой. Подтянутый фронтовик,

кавалер Железных крестов

обеих степеней, видимо, снискал чем-то милость рейхскомиссара. Отвечая

на вопросы, Кузнецов с лихорадочной быстротой соображал, как ему лучше

использовать неожиданное расположение одного из ближайших подручных фюрера.

Ненависть к фашистскому палачу переполняла советского разведчика.

Горечь от сознания неудачи мешала сосредоточиться. Величайшим усилием воли

он удерживал себя от желания попытаться совершить все-таки безнадежную и

самоубийственную попытку стрелять в Коха.

-- Откуда вы родом, обер-лейтенант? -- продолжал, свои вопросы Кох.

-- Из Восточней Пруссии, господин рейхскомиссар.

-- Из Пруссии? Значит, мы с вами земляки, ведь это мое гау {область}. А

кто ваши родители?

-- Отец, он, правда, давно умер, был управляющим имением князя

Шлобиттена, вблизи Эльбнига, господин рейхскомиссар. Я сам, до поступления в

военное училище, служил помощником нового управляющего.

-- Постойте, постойте, -- задумался Кох. Вдруг он, оживший, повернулся

к генералу, находившемуся в комнате.-- А ведь я вас, кажется, помню! Помню!

В тридцать пятом году я охотился в тех местах и обедал в замке Шлобиттена.

Теперь я припомнил, что разговаривал тогда с управляющим и его помощником.

Значит, это были вы?

-- Так точно, господин рейхскомиссар, это был я,-- скромно признался