Фронт

Игра шла, видимо, уже давно: на маленьком столике у стены стояло несколько опорожненных пивных бутылок, а на черной доске, поверх нарисованных мелом крестов и нулей, белели цифры отмеченного маркером времени: «17 час».

Раздался резкий сухой звук, и шар со смачным шлепком исчез в угловой лузе. Человек выпрямился, чтобы намелить кии, и майор увидел молодое лицо с коротенькими усиками и холодными светлыми глазами.

Майор ничего не спросил у Миши: по знакомому холодку, пробежавшему в груди, он безошибочно понял — это и есть тот, кого они разыскивают уже много часов. Он только наклонился к уху шофера и попросил, чтобы он предупредил Петю, который остался в вестибюле, потому что был в форме.

Я не стану, дорогие товарищи, утомлять вас подробностями ареста. Это делается просто, быстро и без всякого шума. Меньше чем через час майор уже докладывал своему начальнику об относительном успехе операции.

— Почему относительном? — спросил доктор.

— Очень просто! — воскликнул сухопарый человек в соломенной шляпе и черных очках. — Чемодан-то ведь — тю-тю, исчез!

— Да. Как же с узелком? — напомнила мать девочки. — Извольте теперь уж и его развязать.

Рассказчик опять оглядел залив и вздохнул.

— Тот узелок оказался не простым, а, как это говорят моряки, двойным рифовым. Дело в том, что не всегда достаточно поймать преступника, нужно еще суметь доказать, что именно он и совершил преступление. А это иногда бывает нелегко.

Вот майор и младший лейтенант как раз и попали в такое затруднительное положение: задержанный ими вор, видать, был стреляный воробей — он держался спокойно, уверенно и решительно от всего отпирался. Делал обиженное лицо и возмущенно заявлял, что ни на каких машинах в этот день не ездил и очень удивлен, почему этот шофер рассказывает такие небылицы. А ко всему еще при нем не нашлось ничего компрометирующего: паспорт, выданный харьковской милицией, оказался в полном порядке. У этого типа был даже студенческий билет, и ворюга уверял, что приехал на летние каникулы посмотреть Ленинград. Обыск в пригородной даче, где он снял комнату, тоже не принес ничего, и, таким образом, получалось, что задержали ни в чем не повинного человека.

Но хуже всего было то, что в этом случае по истечении суток с момента задержания перед ним следовало извиниться и, по закону, отпустить на все четыре стороны.

— Как! — негодующе воскликнула дама в ярком халате. — Ведь совершенно же ясно, что именно он совершил кражу.

Рассказчик усмехнулся.

— Майор был такого же мнения, гражданка, а Петя, лейтенант, так тот даже утверждал, что это неоспоримый факт. Но для того чтобы судить человека, мало показаний одного шофера и интуиции двух работников милиции. Нужны именно неоспоримые факты — улики, как говорят криминалисты, а эти улики находились в узелке, который завязался на Лесном проспекте, около вывески техникума лесного хозяйства.

И вот в три часа утра майор и младший лейтенант, голодные, усталые и зевающие, сидели у себя в кабинете.

За окном таяла белая июньская ночь. Огромный дворец казался невесомым силуэтом, а бронзовый ангел на верхушке гранитной колонны укрылся своими крыльями и спал — этакий счастливец!

Но майору и Пете было не до красот, ради которых люди, можно сказать, со всего света приезжают в наш город. Они разложили на столе четыре фотографии, найденные в бумажнике задержанного, и вели диспут о женской красоте.

«Вот эти три, — говорил майор, — не оставляют во мне никаких сомнений. Это форменные красавицы. У всех троих, как в известном романсе, «и страстный взгляд и чувственные губы». А ресницы! Ты только посмотри на них, Петя! Каждая не меньше сантиметра; ручаюсь, что даже наш энциклопедический друг Миша-шофер не знает, каким образом добиваются они столь поразительных результатов! А брови? Заметь, они не подбриты, а выщипаны. Прическа же сразу убивает: волосы уложены «феном с креном» — тип «девятый вал». Теперь возьмем четвертую. Возникает вопрос: как эта простушка попала в компанию звезд первой величины? Волосы у нее гладкие, и ты знаешь, Петя, я даже подозреваю, что она заплетает их на ночь в прозаические косички с тряпочками вместо лент, на манер школьницы. Нос—курносый, а рот? Ну что это за рот! Губы не накрашены и ни одного золотого зуба».

«А на мой вкус, Василий Иваныч…» — заметил было Петя.

«А меня твой вкус сейчас не интересует, — перебил Петю майор. — Для меня в настоящий момент важен вкус того, кому эти карточки подарены. Вот и давай, пользуясь излюбленным выражением докладчиков, с его платформы рассматривать данные объекты».

Тут Петя смутился, а майор продолжал:

«Ну-ка, подумай, какой интерес для парня, который, как поется в одной оперетке, при усах и при часах, может представлять скромная ромашка, когда рядом расцветают такие магнолии?»

Петя огорченно развел руками.

«Я еще не улавливаю, Василий Иваныч…»