Фронт

Только смотрю, грузчик мой Колька чего-то приуныл. На лес посматривает и к костру жмется.

«Не глянутся мне места эти, — говорит. — Ведь это о них худая слава идет — про Медную хозяйку, про ящерок, про змия Полоза».

«Дурак ты, — отвечаю. — Это же сказка из книжки известного сказочника. У него, слышал я, шкатулка имеется, из нашего уральского камня сработана. Как откроет ее, так новую сказку вытащит».

Тут Колька мой заулыбался. Потом глазами в огонь уставился: он до всяких побывальщин и сказов сам не свой.

«Вот бы, — говорит, — того человека увидеть да послушать!»

Мне даже смешно стало:

«Ишь ты, губа не дура, чего захотел! Тот сказочник с Владимиром Ильичем, вроде бы как мы с тобой, рядом сидел и орденом был награжден в Кремле. А ты — послушать. Так он тебе и станет специально рассказывать. Деревня…»

Только я, граждане, слова эти сказал, слышу, сзади нас веточка хрустнула, розно кто на нее ногой наступил. У Кольки моего губа сразу со страху отвалилась, да и я сам — уж на что крепкий — и то подался. Обернулись мы. Видим, из-за елки выходит на свет старик с окладистой бородой. Кепка на нем такая немудрящая да плащишко брезентовый. Одним словом, обыкновенный старик, на рабочего человека похож, только палка у него в руке городская, вроде как у доктора.

Переглянулись мы с Колькой, обоим смешно: чего, дураки, испугались? А старик говорит:

«Разрешите, товарищи, у вашего костерка обогреться».

Мы конечно:

«Милости просим. Айда с нами ужинать». Ну, старик совсем из простых оказался. Присел рядком, бороду-лопату огладил, из кармана ножик вынул и давай картошку поддевать. Ест со вкусом и приговаривает:

«Давно не едал так-то».

Колька же у старика спрашивает:

«Скажи, дедушка, как не боишься в такую поздноту да по такой-то глухомани одиночкой ходить?»

«А чего бояться? — отвечает. — Места эти знакомые, вырос я здесь».

«Ну, а если с Медной хозяйкой либо со змием Полозом встретишься?»

А старик и глазом не моргнул.

«Пускай, — говорит. — Я с ними в дружбе».

Ну, мы с Колькой обратно переглянулись: понимаем, смеется над нами. Видно, слыхал под ёлкой-то, о чем говорили.

Вот и сидим так. Только, смотрю, костер наш слабнуть стал. Колька поднялся и пошел собирать валежник. Да шагов десяток ступил, сощелкапо что-то. Вижу, граждане, Колька мой упал и крик на весь лес поднял:

«Спасите! Меня змея за ногу обвила…»

Я к нему. Посмотрел и говорю:

«Не кричи, дурья голова. Какая еще змея? Ты в капкан ногой угодил».

Хотел я, граждане, ловушку развести, да не тут-то было. Капкан, видно, умный мастер делал, с секретом, чтобы чужой кто добычу не унес.

«Потерпи, — говорю, — я сбегаю к машине, принесу молоток и зубило».

А тут старик подошел.

«Зачем, — спрашивает, — зубило? На, возьми. Если есть силенка, этим и отрубишь». И подает, слышь ты, ножик, которым картошку ел.

Ну и я удивился! Говорю ему:

«Да ты что, отец! Разве таким ножичком против железа что сделаешь?»

А старик плечом пожимает:

«Если рука слаба, то конечно».

Ну, знаешь, это меня за живое взяло.

«Прощайся, — говорю, — со своим ножичком».

А сам как махну по тому капкану, только искры полетели.

И что бы вы, граждане, думали? Все проволоки с того маха напрочь отсек, ровно это веревки. А на ножике том — ни зазубринки, Колька ногу-то освободил и давай тереть. А старик улыбается…

Рассказчик замолчал и с торжеством оглядел затаивших дыхание слушателей.

— Не иначе, тот ножик волшебный был, — сказал кто-то.

— Вот и я на это же подумал, — кивнул дядька. — Подошел к костру и давай рассматривать. Вижу, не ножик он, а вроде кинжала, ручка из зеленого камня сработана, а клинок иссиня-вороной, пламя в нем, ну, как в темной воде, играет и клеймо стоит — два конька с крылышками лентой перевиты. Тут смекнул я, что ножик тот, видно, заграничный. О том старика и спросил, а он с укором головой покачал и ответил, что, мол, больше ста лет прошло, как в Златоустовском заводе сварили такую булатную сталь. Была, говорит, выставка в одной ненашей стране, вокруг златоустовских сабелек народу полно набежало. Вышел какой-то военный человек и принялся испытывать оружие. Рубнул раз—на сабельке кончика не стало, рубнул два — одна рукоятка осталась. А на нашей сабельке и знаков нет. Тут еще, мол, натащили оружия, а толк один: либо напрочь наш булат оружие рубит, либо около того.

Рассказчик перевел дыхание и вздохнул с явным сожалением.

— Конечно, граждане, я не в силах передать, как у того старика получилось: ну, просто как по книжке читал. Колька, помню, заслушался, даже ногу перестал тереть.

«Откуда, — спрашивает, — ты, дедушка, эту историю разузнал?»

А старик улыбается.

«Откуда же, — говорит, — из малахитовой шкатулки».

Тут и меня любопытство взяло:

«А правда ли, отец, что тот сказочник за свою шкатулку орденом награжден, да мало того — и еще Владимир Ильич его к себе приглашал?»

Тут, смотрим, старик улыбаться перестал, глядит мимо нас, и глаза у него словно туманом подернулись.