Фронт

Кто-то помогает снять халат, успокаивает на прощанье. А потом захлопывается дверь дома с зелеными ставнями… Так и не сумел побороть стыд, спросить в долг немного денег…

Впереди широкая пыльная улица городка, и дальше — степь, тревожно багровая в последних лучах солнца. У окраинного дома копается в огороде старик. Он, курясь на закат, долго разглядывает незнакомого человека, прежде чем ответить: «Это и есть Сибирский тракт. А ты сам откудова, гражданин?»

Вечерние тени ложатся на землю, в душном воздухе виснет мычание коров, пыль покрывает придорожную траву. Сзади, словно груз на спине, подозрительный взгляд старика; под ногами узкая тропка, неведомо кем протоптанная вдоль великого Сибирского тракта. Ветер дует в спину, помогает уходить от дочки. Плестись долгие ночные часы от столба к столбу, от перелеска к перелеску, оглядываться, ждать, не возьмет ли попутная машина! И, наконец, Надя. Что б он делал, если бы не тот грузовик с девушкой за рулем?

* * *

Оглушенный сигналом, Горшков едва успел отскочить в сторону. Фары ослепили его, перед самым носом промелькнул борт грузовика. Из кузова долетел сердитый окрик: «Эй, ты! Уснул, ай жить надоело?»

Горшков виновато отступил на панель и оглядел улицу. Он увидел: чуть не сбивший его грузовик замедлил ход, свернул с дороги и въехал через раскрытые ворота на освещенный двор гаража. За стеклом кабины мелькнуло Надино лицо. С подножки спрыгнула повариха Ольга.

Посреди двора возился около своей машины Обрезков. Он бросил плоскогубцы, вытер тряпкой руки и оглядел чужой грузовик.

— Это с кем же ты приехала, Оленька? — взгляд его веселых прищуренных глаз задержался на сидящей за рулем девушке. — Милости просим, нам в хозяйстве такие шоферы до зарезу нужны! Я Обрезков! Короче — Саша. — Он протянул руку, помогая Наде выйти из-за руля, и тут же озорно облапил ее.

— Не хватай! Не твоя!

От неожиданного толчка в плечо Обрезков поскользнулся, потерял равновесие и упал. Но прежде чем успел вскочить, чьи-то руки легко подняли его с земли и поставили на ноги.

— Не сердись, товарищ, сам виноват. — Парень с добродушными близорукими глазами отряхивал снег с Сашиной тужурки. Рост его и ширина плеч были такие, что Обрезков сразу остыл. — Выходка твоя вольная. Хозяйка баловства не любит.

— Хозяйка? Ишь ты, — удивился Обрезков. И еще раз оглядел незнакомца. Тот так дружелюбно улыбался что Саша и сам улыбнулся ему. — Ну, раз хозяйка, пусти, пойду мириться!

Он повернулся и увидел в воротах Горшкова. Тот стоял с шапкой в опущенных руках и смотрел на Надю.

Она тоже смотрела на него: одет в новое, но похудел еще больше, а глаза все такие же грустные. Твердо ступая сапогами по хрусткому снегу, подошла, сказала строго:

— Покройся. Простынешь.

— Не сердись, хозяйка. Это я пошутил, — сказал Обрезков.

Надя повернулась к нему и насмешливо ответила:

— Стало быть, я не поняла. Извини, товарищ Обрезков, короче — Саша.

Обрезков не смутился:

— Это ничего. У меня знакомство всегда с драки начинается. — Он подобрал с земли брошенные плоскогубцы и залез под свою машину. Оттуда сказал совершенно серьезно — Только уж прошу, не болтай лишнего. Узнают, что меня девка с ног сшибла, — нехорошо.

Ольга расхохоталась.

— Это не беда, если стоящая девка зашибет, — заметила она, глядя на Тимку.

— Здравствуйте, Тимоша, — тихо сказал Горшков. В воздухе кружились редкие мохнатые снежинки, одна из них опустилась на его ресницы, он моргнул, и от этого лицо его показалось Наде растерянным. У Ольга присела, быстро слепила снежок и неловко, по-женски размахнувшись, метнула его в ухо Тимке, Тот поймал девушку за полу расстегнутого ватника и хотел опрокинуть в сугроб, но она выскользнула из ватника и в одном свитере убежала за ворота в темноту. Тимка, размахивая ватником, бросился вслед, едва не попав под въехавшую во двор эмку. С улицы донесся Удаляющийся голос Ольги:

— Ужо за тобой приду, Надежда-а!..

— Пойдемте же в тепло, — спохватился Горшков. Он поспешно подошел к Надиной машине. — Позвольте, я сам… И на место поставлю и воду выпущу. Не беспокойтесь…

Готовность услужить и волнение в голосе напомнили Наде их первую встречу; ей подумалось, что и теперь он ждет ее помощи, так же как тогда, на пустынной степной дороге.

— Надя… — Он торопливо порылся в карманах, потом виновато притронулся к рукаву ее полушубка. Но тут прдошел Сережа. Горшков смешался. — Вот… Мы с ним вместе живем… Он вам все покажет.

Надя молча пошла за Сережей.

Тот первым забежал в конторку. Пинком ноги загнал под топчан узел с грязным бельем, сорвал с веревочки около печи портянки и сунул их под подушку.

Вошла Надя. Потянула носом воздух, огляделась.

Сережа выложил на стол две банки кабачков, воблу, головку чесноку. Одной рукой схватился за котелок, другой — придвинул табурет.

— Садитесь…

Но Надя, вместо того чтобы сесть, встала на табурет и, вынув из кармана ветошь, вытерла лампочку. Потом отряхнула крошки самосада со смятых одеял, ногой сгребла в угол обрывки газет и путевых листков на полу.

— Подай веник. А котелок оставь. Его песком чистить надо.