Фронт

Пока мы ползли по ничейной земле, луна успела побледнеть, уже появились проблески скучного зимнего рассвета, но стороны — наша и вражеская — еще были покрыты мглой. Мы, не поднимаясь на ноги, остановились перевести дух. Девушка наша тут же уснула.

Я с беспокойством думал, что продолжать путь при свете, да еще с таким грузом, как генерал, невозможно: болото простреливается со всех сторон. Я знал: в двух шагах от сосны есть глубокая снарядная воронка, и решил добраться до нее, пока не рассвело, и там дожидаться темноты.

А Павел словно угадал, о чем я думаю.

«Если бы этот чертов генерал не заавралил, — говорит, — мы бы давно были у своих. И всего-то метров триста осталось. Может, махнем?»

Скрепя сердце я растолкал девушку и протянул флягу со спиртом, заставил глотнуть.

Потом мы, трое мужчин, опять взялись за постромки. Поползли дальше.

В нескольких метрах от сосны я дал знак остановиться. Подобрался к краю воронки, заглянул вниз. И тут чьи-то пальцы как схватят меня за горло: «Хальт!»

Задыхаясь, теряя сознание, я вырвал из-за пояса нож и ткнул им наугад в темноту. Фриц отпустил меня, но зато со дна воронки ударила вспышка. Выстрела я уже не слышал…

Клыч обвел гостей возбужденным взглядом и выразительно постучал пальцем по шраму на лбу.

— Ну, а дальше доскажет Шура-Александра Васильевна застенчиво улыбнулась.

— Что ж… Я слышала выстрел и видела, как Лаврентий откатился от воронки. Павел метнул в воронку две гранаты одну за другой.

Тут сразу застучали пулеметы, посыпались пули.

Павел упал.

Я вскочила на ноги, но что-то толкнуло меня в плечо, опрокинуло. Тогда, вижу, поднялся Вальтер Брук, взял автомат Лаврентия.

Генерал бился, силясь разорвать путы. Брук подошел к нему и двумя ударами ножа перерезал ремни, приставил автомат к груди генерала:

— Ауф!{ Подняться!}

Я видела, что взгляды обоих немцев встретились, и поняла: если фон Блютих не встанет сейчас, то уже не встанет никогда. И он поднялся, грузный, огромный.

Вальтер продолжал говорить по-немецки, слов я не понимала, но смысл их был мне ясен. Под дулом автомата генерал уложил на лыжные санки Лаврентия и Павла, впрягся в лямки.

— Форвертс!{Вперед!} — скомандовал Вальтер, а меня обхватил за плечи и потащил за собой.

Вся моя воля сосредоточилась на широкой спине генерала. «Форвертс! Форвертс!» А потом я увидела, как навстречу нам из дыма появились белые фигуры. Они приближались растянутой цепочкой, падали в снег, поднимались и снова бежали к нам.

И первым добежал до нас Михаил… А дальше я тоже ничего не помню.

Александра Васильевна виновато засмеялась…

ЛЕТНИЙ ДЕНЬ

Рассказ

Ночью Ольга проснулась.

Домик дрожал мелкой ритмичной дрожью, тонко дребезжали оконные стекла, по стене ползло расплывчатое пятно света; на мгновение стали видны прислоненные к двери бамбуковые удочки, завешенные простыней Ольгины платья, портрет хозяина дома — застывшее в принужденной улыбке усатое лицо под старомодным котелком. Потом наступила тишина, но через минуту домик опять затрясся, занавески на окнах посветлели, на них заколебались тени кустов и деревьев.

— Цивилизация… Черт знает что такое, — раздался сонный голос мужа. — Даже в глуши нет от нее спасения. Всю рыбу распугают…

Когда по стене проползло одиннадцатое по счету пятно, стало опять тихо и темно. Но Ольга больше не смогла уснуть; она лежала с открытыми глазами и прислушивалась к шорохам, доносившимся из сада; под порывами ветра кусты сирени стучали в окно, и казалось, будто кто-то просится в комнату.

В шесть часов утра муж встанет, поднимет салфетку и, увидев приготовленные с вечера яйца и простоквашу, довольно пробормочет: «Все в ажуре». Простоквашу он будет тянуть прямо из кувшина, откинув голову и зажмурив глаза, а яйца — чтобы не разбудить Ольгу - бесшумно проковыряет ногтем и, прежде чем есть, обязательно понюхает и сморщит нос. Потом он возьмёт удочки, складной стул, завернет шею полотенцем и уйдет на озеро. Ольге стало тоскливо: впереди бесконечный летний день.

Она было обрадовалась, увидев у хозяев однажды томик Оливии Уэдсли; на обложке — картинка: высокого роста мужчина, обняв за плечи стройную женщину, уводит ее куда-то вдаль, к полыхающему закатом горизонту. Ветер развевает их плащи, играет выбившимся из-под шляпки локоном. «Интересно», — подумала Ольга. Но оказалось не так уж интересно: на каждой странице волосы у женщин восхитительные, платья изумительные, улыбки обворожительные, и героини только и делают, что вздыхают, переживают и трепещут. Дочитав книжку, Ольга еще раз посмотрела на обложку. Куда же он привел ее? В какие-то затененные шторами комнаты, где «царит убаюкивающий прохладный покой». Ольга положила книгу на место, на покрытый вязаной салфеткой комод…

В комнате посветлело.

Ольга Оперлась на локоть и посмотрела на мужа. Он спал раскинувшись поверх одеяла; из-под полосатой пижамы округло выступал живот.