Фронт

«Горький, 17 мая.

Добрый день, дорогой Федор Васильевич!

Прошло уже больше года, как я уехал от Вас, а написать собрался только сейчас. Стыдно это, я знаю, но получилось так не из-за лени, а потому, что я еще не знал самого себя: боялся, что окажусь неспособным поддержать честь нашего училища. Но теперь все это позади; у меня уже пятый разряд, и меня назначили бригадиром.

Милый Федор Васильевич, здесь вместе со мной работают известные Вам Лешка Горюнов и Федя Белых. Они тоже хорошо трудятся, и мастера ими довольны.

Мы всегда с благодарностью вспоминаем Вас и понимаем, что тем, чего мы достигли, обязаны нашему ремесленному училищу и Вам. Вы научили нас работать.

Спасибо Вам за все Ваше хорошее.

Мы с радостью прочли в «Правде» о награждении Вас орденом в день Вашего пятидесятилетия. Мы гордимся, что мы Ваши воспитанники, и будем всегда работать так, чтобы Вам не пришлось краснеть за нас. Желаем вам хорошего здоровья и долгих лет жизни.

Поздравляем Вашу Зиночку с окончанием десятилетки и желаем ей в жизни такой же удачи, какая выпала на нашу долю.

С комсомольским приветом преданный Вам Сережа».

Симка поднялся с колен и взял со стола фотографию в светлой дубовой рамке. Сердце его громко застучало, во рту сразу стало сухо. Знакомые карие веселые глаза с улыбкой глядели на него. Но Симка не видел этой улыбки, он видел в них укор. Казалось, они говорили: «Ведь тебе же самому противно то, что ты сейчас делаешь. Я знаю, ты завидуешь ребятам, которые написали папе письмо. Ты можешь опять стать таким же, как они… И, может быть, мы снова встретимся когда-нибудь, в такое же хорошее летнее утро…»

Небо за окном светлело все больше и больше. Облака начали розоветь. Репродуктор на стене вдруг ожил, и по комнате поплыли редкие вибрирующие звуки хорошо знакомой Симке песни. Он вздрогнул и посмотрел на фотографию, которую все еще держал в руке, затем осторожно поставил ее на стол и направился в прихожую.

Он взял чемодан и принялся развешивать вещи по своим местам.

Руки его дрожали.

Прежде чем уйти, он вернулся к столу и, стараясь не глядеть на фотографию, вынул ее из рамки и сунул в карман…

Город просыпался. Звенели проносившиеся еще полупустые трамваи, за их широкими окнами сидели люди, читавшие книги или газеты. Симка попытался вспомнить, когда он последний раз читал газету, да так и не смог.