— Время уже позднее, — сказал он, — и ответ мой будет кратким. Я согласен с моим другом Толлем в том, что к северу от Новосибирского архипелага могут быть неведомые острова. Мы видели стаи гаг, летящих с севера; один раз оттуда же пролетела стая бекасов. Позже к нам часто наведывались песцы. Возможно, что там есть земли или небольшие острова. Исследование этих земель было бы подвигом величайшей научной важности. Я искренне надеюсь, что такая экспедиция скоро осуществится.
Толль сиял. Земля Санникова давно стала мечтой его жизни. Мог ли он думать в эти минуты, что путь к загадочной земле станет его последним путем…
Нансен, забыв о позднем времени, стал подробно разбирать план Толля. Говорил он долго. Петербургские улицы уже затихли. Гасли газовые фонари.
Ева скучала в роскошном номере гостиницы, перебирая петербургские газеты. Там много писалось о Фритьофе и о ней. В посольстве сделали переводы. Бульварная газетка напечатала карикатуру: Фритьоф верхом на белом медведе возле полюса. Под карикатурой были стишки:
Ева прислушивалась, не зацокают ли подковы рысаков у подъезда. Снизу, из ресторана, доносилось пение цыганского хора.
Так мало, в сущности, вечеров ей и Фритьофу удается побыть вместе, и еще меньше — вдвоем…
ЛИНИЯ ОТСТУПЛЕНИЯ
Штурман с «Бельгики»
Фритьоф сказал Еве, что теперь он станет отшельником. На год, на два, на три — на сколько нужно, чтобы написать научный отчет об экспедиции «Фрама».
С раннего утра Фритьоф уединялся в своем рабочем уголке. Иногда ночевал там на жестком диване. Детей к нему не пускали, даже Ева старалась как можно реже открывать обитую шкурами дверь, непроницаемую для шума. Пианино перенесли в самую дальнюю комнату. По вечерам Ева пела там вполголоса, готовясь к своему прощальному концерту. Она бросала сцену, чтобы заняться воспитанием детей: у Лив появился брат Коре.
Прошло лето и еще одно лето. Многое было передумано в рабочей комнате, где зря пылилось экспедиционное снаряжение. Чем больше углублялся Нансен в груды научного сырья, которое так кропотливо накапливали фрамовцы, тем яснее становилось ему, что и после его экспедиции воды полярных морей хранят еще множество загадок.
Ему вспоминалось старое предание о мудреце, который неделями вглядывался в сложнейшее, причудливое переплетение течений морского пролива. Мудрец силился постигнуть законы, управляющие ими, но, поняв, что задача эта непосильна ему, в отчаянии бросился со скалы в водоворот. А современные океанографы? Так ли уж далеко ушли они от этого мудреца? Каждый действует по своему разумению; сложная жизнь морей и океанов изучается ненадежными методами, без единой системы.
Приборы океанографов неудобны, громоздки, иногда их показаниям трудно верить.
В свой и без того набитый всякой всячиной кабинет Фритьоф поставил небольшой станок. Когда от работы за столом болели глаза и начинало стучать в висках, он брался за слесарные инструменты.
Особенно удалась ему новая конструкция батометра — прибора для взятия проб воды с разных глубин. Свою модель Нансен послал на испытание знатокам, и те признали его батометр лучшим из всех когда-либо бывших в их руках.
А пока он горбился за письменным столом и мастерил у верстака приборы, в «его» Арктику уходили корабль за кораблем. Свердруп стал начальником Второй норвежской полярной экспедиции и повел «Фрам» на север, чтобы «хорошенько потолкаться во льдах возле Гренландии и навестить архипелаг Парри». Когда они обнялись при прощании, Свердруп сказал дрогнувшим голосом:
— Ты остаешься, а мне трудно без тебя…
И разве один Свердруп ушел?
Нансен сам выбрал для Толля норвежское промысловое судно. Старый Колин Арчер переделал его на своей верфи, где некогда родился «Фрам». И эту шхуну, переименованную в «Зорю», русский полярник повел на поиски своей Земли Санникова.
На воздушном шаре «Орел» улетел к Северному полюсу швед Андрэ. С дороги он посылал почтовых голубей. Третий голубь был последним, связь прервалась — и никто не знает, что случилось в холодном, злом небе…
Ушла к полюсу экспедиция на «Стелла Поляре» — так итальянцы переименовали купленного ими старого «Язона». Возле Шпицбергена крушил льды на своем новом ледоколе «Ермак» адмирал Макаров. Со стороны Гренландии упрямо разведывал путь к полюсу Роберт Пири.
Эти люди отмораживают пальцы, едят собачину, вскакивают по ночам от грохота льдин, а он, Нансен, скрипит пером, катается на яхте по тихому фиорду и подписывает отпечатанные на машинке ответы на нетерпеливые письма норвежских, французских, венгерских, русских юношей: «К сожалению, я не могу пока принять вас в состав своей новой экспедиции: научный отчет о плавании „Фрама“ поглощает все мое время и заставляет откладывать экспедиционную работу».